хронической аллергии: когда они рядом, я впадаю в бешенство.
— И часто здесь такое случается? — мрачно спросил Тагренай.
— Не так чтобы, — пожал плечами Ларшакэн. — Но регулярно. Воруют детей достаточно часто, а вот спасти не удается почти никого, обычно это везение или случайность. Но в той сказке про Порченых мало правды, ничего страшного и потустороннего в котенке нет. Если ее не злить, — ехидно резюмировал Лар и взъерошил мне волосы. Движение было столь молниеносным, что я даже пикнуть не успела в знак протеста, только недовольно оскалилась, сморщив нос, и пригладила встопорщившиеся прядки.
— Пользуешься, что я с тобой не справлюсь, да? — возмутилась, несколько переигрывая. — Кстати, а почему вы хором удивились, когда Лар меня котенком назвал? — Я с любопытством переводила взгляд от одного мужчины к другому, не зная, кто из них решит ответить.
К моему удивлению, этот вопрос вызвал куда больше эмоций, нежели весь предыдущий серьезный разговор. Ларшакэн расхохотался, а северянин с ужастиком смущенно переглянулись и дружно уставились в разные стороны; первый принялся шарить по внутренней поверхности своей шубы, будто разыскивая что-то (может, блох ловил?), а второй вдруг очень заинтересовался старыми ходиками на стене.
— Что это значит? — вытаращилась я на довольного Лара. — Ты ведь понял, о чем речь?!
— Да. Но ты опять начнешь ругаться.
— Тебе их жалко, что ли? — окончательно растерялась я.
— Да их хоть поубивай, мне…
— Ой, а можно, да? — Видимо, радостное восклицание получилось чрезвычайно убедительным, потому что мужчины вдруг дернулись в разные стороны, едва не попадав со стульев. Даже Таллия проняло!
Я самодовольно улыбнулась, чувствуя себя отмщенной. Хотя, подозреваю, на руку мне сыграл эффект неожиданности.
— Ойша, — укоризненно нахмурился Лар, но губы великана неудержимо расползались в улыбке. — Хватит гостей пугать. Но мне кажется, что ты начнешь ругаться на меня, а не на них.
— Лар! — Я скопировала его полную укора гримасу.
— Да уж могла бы догадаться. Я-то тебя так называю, потому что от Кая перенял, и вообще ты мне как дочь. Но эти-то не знали, вот и посчитали меня твоим полюбовником. Я же говорю, мужики на тебя стойку сделали, а мозги от этого хорошо отшибает. Ладно, Таллий, он новенький, но Тагренай уж мог бы заметить, что для ревности тут повода нет, — с издевкой заключил Лар, смерив последнего говорящим взглядом.
Я же, упершись локтями в широко расставленные колени, со стоном согнулась пополам, низко склонила голову и накрыла ее сверху ладонями.
— Как вы меня все… в последнее время… залюбили! Обострение у вас, что ли? Как раз весна, — глухо пробурчала, разглядывая гладкие, потемневшие от времени доски пола. — Шли бы вы все к Вечному Мертвому в задницу! — с расстановкой прошипела все тому же полу и резко встала. Ни на кого не глядя, подошла к шкафу, взяла оттуда несколько нужных книжек и, не оглядываясь, направилась к лестнице.
— Ойша, я не помешаю? — Ужастик осторожно заглянул в полутемное помещение лавки. Я скользнула по нему взглядом и, недовольно фыркнув, опять уткнулась в книгу. Ухода тактичного Таллия, который не спешил разговаривать со мной разговоры, я демонстративно не заметила. Но маг явно оказался настроен решительней, поэтому пришлось отвечать:
— Зависит от цели визита. Судя по твоей настороженной физиономии, помешаешь. Но тебя же это не остановит, верно? Единственное, предупреждаю: если начнешь извиняться, я тебя ударю. Скорее всего, мечом.
— Все-таки ты очень необычная девушка, — задумчиво проговорил он. — Даже с учетом Приграничья.
— Я тебе полчаса назад рассказывала, — поморщилась я. — Порченая, этим все сказано.
— Да, я… понимаю головой, но все равно — странно. Даже представить не могу, как именно это на тебе сказалось.
Я задумалась над последними его словами. Действительно, как?
— Я теряю голову от ярости, особенно — если чую запах крови, — принялась рассуждать вслух, сосредоточенно хмурясь. — Правда, в последнее время уже почти научилась себя контролировать… Вернее, думала так до вчерашнего происшествия. Я иначе понимаю жестокость. На мой взгляд, это нечто лишнее, избыточное, она возможна только неоправданная, жестокость ради жестокости. Не могу назвать жестокими пытки как таковые: боль является одной из весьма распространенных человеческих слабостей, а пользоваться слабостями друг друга вполне естественно. Жестоко — это когда калечат человека ради самого процесса, не желая чего-то от него добиться или чему-то научить.
Не знаю уж, что именно подвигло меня на откровенность. Наверное, отношение Грая: в нем не было жалости. То есть присутствовало нормальное человеческое сочувствие, но… строгое, как у Лара. А самое главное — был жгучий интерес, причем не праздный, скорее, какое-то исследовательское любопытство, ажиотаж. Это чувство мне понятно и знакомо, как знакомо оно любому увлеченному своей работой существу.
Впрочем, расслабилась я не настолько, чтобы рассказывать о совсем уж личном — вроде собственных проблем с противоположным полом.
— Как можно научить пытками? — растерянно спросил ужастик.
— Легко. Ты что, никогда не видел, как детей порют? — Я пожала плечами. — Это своего рода тоже пытка — причинение физической боли и
