Предположения Ойши оправдались: один раз как следует «ощупав», обитатель ратуши потерял ко мне интерес, и чувствовал я себя рядом с ним достаточно комфортно. Даже магия отзывалась — нехотя, лениво, но я все равно ощутил облегчение. Пожалуй, не думай я так сосредоточенно о твари, живущей на площади, и не помни предыдущую встречу, вполне мог и не заметить этой странности, списав все магические отклонения… скажем, на близость сильного артефакта — Недреманного Ока. Потому что присутствие странного существа, а точнее — его личности, ощущалось как легкий, едва уловимый флер, который можно было заметить только случайно или, напротив, точно зная, что именно следует искать.
Вблизи стало понятно, что ратуша не так уж высока, скорее, кажется таковой из-за монолитных стен на фоне двух-трехэтажного города. «Не так уж высока» по столичным меркам; например, здание Сечения Сферы, где я учился, больше раза в два.
А вот вход действительно заслуживал особого внимания: проем шириной метра в два, совсем невысоко над которым — если подпрыгнуть, я вполне мог бы дотянуться кончиками пальцев — нависала, без преувеличения, скала. То есть дверью служила огромная толстая каменная плита, на вид совершенно монолитная. Стены входной арки были гладко отполированы, а в полу поблескивали короткие рельсы. Похоже, опускаясь, плита подавалась вперед и закупоривала вход, становясь вровень со стенами. Механизм, удерживавший эту громадину на весу и приводящий ее в движение, скрывали тени и тонкая вязь защитных чар, оплетающих камень, но без магии там явно не обошлось.
Если такая громада рухнет на голову, размажет тонким слоем. И самое паскудное, что никакая магия при этом не спасет бедолагу, оказавшегося внизу, от превращения в омерзительную лужицу. Когда мы проходили под плитой, от этих мыслей сделалось не по себе, но я все-таки сумел сдержаться, не втянуть голову в плечи и вообще сделать вид, что ничего не случилось. Мой спутник покосился наверх заинтересованно, но, похоже, не впечатлился.
За этими своеобразными воротами обнаружилась небольшая комната-колодец, отделенная от остального здания тяжелой частой стальной решеткой. Сейчас та, впрочем, тоже была поднята. Видимо, в этом тамбуре предполагалась очередная линия обороны, как и в здании следственного отделения. У боковых стен навытяжку стояли караульные в парадных мундирах — не то для красоты, не то именно они должны были опускать при необходимости дверную плиту.
Клянусь боевой лопатой Белого, жители Приграничья действительно все поголовно больны паранойей.
— Доброго дня, сары, — поприветствовал нас, устремляясь навстречу, какой-то тип средних лет и незапоминающейся наружности, одетый в безликий наряд столичного образца. Держался он уверенно и достойно, подобно старшим слугам королевского дворца: вежлив, почтителен и при этом еще умудрялся не пялиться. За последнее я его, кроме шуток, зауважал. Ладно я, но Таллий и его сородичи — ребята приметные и редкие. — Чем могу служить?
— Я бы хотел встретиться с лаккатом, — прямо сообщил ему. Лаккат-то у них в любом случае один. К стыду своему, фамилию его я благополучно забыл, заглянуть в шпаргалку заранее — не сообразил, а делать это сейчас было верхом неприличия.
— Вам назначено? — прагматично поинтересовался встречающий.
— Нет, но думаю, он согласится меня принять. Тагренай Анагор, аркаяр Лестри, эмиссар по особым поручениям его величества Ерашия Третьего, — назвался, не оставив служащему выбора. Выдворить меня, услышав имя короля, — значит плюнуть монарху в лицо. Короля здесь, может, и не уважают, но надо быть полным идиотом, чтобы заявить об этом его эмиссару, находящемуся при исполнении.
— А ваш спутник? — уточнил местный, учтиво склонив голову.
— Он со мной, — спокойно отмахнулся от этого вопроса, не глядя на северянина.
— Прошу следовать за мной. — Еще один тщательно отработанный поклон, и мужчина жестом предложил нам пройти под решеткой. На мгновение опять стало не по себе, как будто та вот-вот должна была рухнуть и то ли проткнуть меня, то ли закрыть мышеловку. Причем, увы, последнее ощущение имело под собой вполне серьезные основания и право на жизнь…
За решеткой уходила вправо достаточно крутая и узкая винтовая лестница, втиснутая меж стен, а дальше располагался большой полукруглый холл со сводчатым потолком примерно на уровне второго этажа. Напротив входа в центральной опоре виднелась еще одна лестница, также отделенная арочным проемом, оскаленным остриями решетки и напоминающим открытую пасть. По обе стороны от новой двери поблескивали изящные ажурные клети подъемников, к одной из которых нас и привели.
Точно, больные.
Но комментировать вслух я не стал, как не стал пока расспрашивать сосредоточенного и погруженного в раздумья Таллия о его выводах. Не знаю, пытался ли он в это время наладить контакт с сущностью ратуши или просто думал о постороннем; в любом случае задавать вопросы при потенциально враждебном существе в лице провожатого было рискованно.
Поднимались достаточно долго, потому что медленно, и за это время я, опомнившись, наложил на себя чары, позволяющие распознавать перевертышей. Благо очень кстати вспомнил и повторил их, пока навешивал в лавке.
Финишировали мы в совершенно типичной приемной с секретарем, будто бы вольно срисованным с привратника: вроде и не одно лицо, но все равно сходство очевидно. Куда более близкое, чем у представителей одного народа. Братья они, что ли? Или это тот случай, когда «место выбирает человека»?
Эти двое о чем-то пошептались и, извинившись, вдвоем же нырнули за следующую дверь.
