Завернув по дороге на почту, я обнаружил два послания. Первое, отвечающее на общий доклад, сводилось к пожеланию удачи, заверениям во всесторонней поддержке и содержало обещание сообщить при появлении какой-либо информации, а второе, как я и предполагал, информировало, что никаких запросов из Приграничья о магах никогда не поступало. Более того, на встречные вопросы о предоставлении помощи Баладдар неизменно отвечал, что будет благодарен за дополнительное финансирование, но в других ресурсах не нуждается. Надо ли говорить, что с такими формулировками их оставляли без указанной помощи? Тем более что проверки стабильно подтверждали — Приграничью живется вполне неплохо. Во всяком случае, в среднем не хуже, чем остальным лаккатам.

Чтобы не ходить два раза, я прямо на почте настрочил записку с предупреждением о грядущем визите местного горе-правителя и уже после этого с чувством выполненного долга вернулся в лавку.

— Все плохо? — иронично поинтересовался Лар, когда мы устроились в большой общей комнате вчетвером.

— Все замечательно, — язвительно фыркнул в ответ. — За спиной вашего лакката творится невесть что, а в остальном все просто отлично! Но предлагаю начать сначала. Таллий, что у тебя?

— Это не он, — лаконично ответил тот, но, видя наши вопросительные взгляды, пояснил: — Не Праотец. Но у них действительно много общего. Мне кажется, версия Грая об их принадлежности к одному виду наиболее справедлива.

— А откуда ты знаешь, что это не он? Ты же его никогда не видел, — полюбопытствовал Лар.

— Дома в некоторых местах можно ощутить его присутствие. Примерно так, как в ратуше, только слабее. Но если здесь этот дух явно удерживается против воли, то там нет подобного ощущения, Праотец просто… спит.

— Почему ты этого сразу не сказал? Ну, про то, что он там присутствует. Одной версией было бы меньше, мы бы не предполагали, что здесь заточен он, — поморщился я.

— Мы привыкли думать, что Праотец — могучий маг и что воля его — воля человека, который был вынужден измениться, чтобы спасти свой народ. До недавнего времени я не задумывался, что все может обстоять иначе, и мне сложно воспринимать его как нечто другое. И думать о нем как о чем-то принципиально ином сложно, к этому надо привыкнуть, — нехотя пояснил северянин. — Там, дома, я полагал, что эти ощущения — отзвуки его силы, а не личности, но здесь, оказавшись рядом с самим этим существом, понял, что все по-другому.

— Ладно, а что ты там говорил про «против воли»? — переключился я.

— По-моему, это было очевидно с самого начала. Даже легенда говорит о том, что призванного заключили в камни. Сомневаюсь, что кто-то спрашивал его согласия. Как именно заключили — я не знаю, но… Мне кажется, оно просыпается и очень близко к тому, чтобы освободиться. И есть такое ощущение, что, освободившись, сначала воздаст за неволю. Конкретных планов я, конечно, не знаю, но ощутил, что сущность очень недовольна.

— Замечательно, — пробормотал я мрачно. — Разгневанное богоподобное существо, несколько веков проторчавшее в заточении, — это как раз то, чего мне недоставало для полного счастья. И когда оно освободится?

— Скоро. — Таллий развел руками. — День, неделя, месяц — для него это одинаково скоро.

— А по поводу жены вашего Праотца ты не уточнял? Может, это она?

— Откуда я знаю, если никогда прежде ничего о ней не слышал? — отмахнулся он. — Не уверен, что для них вообще применимо понятие пола или тем более — супружеских отношений.

— Резонно, — признал я. — Ладно, теперь, видимо, моя очередь рассказывать.

Надолго монолог не затянулся. Пожалуй, все, что я мог сообщить, это предположение о непричастности нынешнего лак-ката как к творящимся вокруг темным делам, так и к роду Л’Амишшар. Доказательств последнего у меня не имелось, только косвенные: непохожесть Раймэра на поколения славных предков (не просто же так я ходил портретами любоваться!), противоположное направление дара, достаточно слабого для такой старой магической семьи, подверженность его проклятию забвения. Все это по отдельности могло объясняться совершенно банальными причинами, но вместе органично и аккуратно складывалось в четкую картину: Раймэр не сын своего отца, результат измены его матери. Тоже в общем-то банальная история. Не исключено, что его отец подобное заподозрил, проверил и подтвердил, и именно поэтому так прохладно относился к неродному сыну.

Ответ на закономерно возникающий вопрос: «А почему, собственно, он не подтвердил отсутствие кровного родства официально?» — напрашивался простой: сын младший, не наследует, жена давно мертва, мало кто станет в таком случае поднимать бучу и устраивать скандал. Тем более если этот младший сын не больно-то рвался к власти, предпочитая проводить время с пробирками в Сечении Сферы. И все бы ничего, но наследник погиб. При загадочных обстоятельствах или нет — за давностью лет вряд ли удастся установить. Почему в такой ситуации слег старый лаккат, понятно, тут у кого хочешь нервы сдадут.

Но в результате у власти оказался мальчишка, который весьма смутно представлял себе собственные обязанности и полностью полагался на советников.

— А не может Навираш Ла’Тайришар быть родным сыном лакката? — полюбопытствовала Ойша. — Я мало с ним общалась и никогда об этом не задумывалась, но сейчас мне кажется, он и правда похож на покойного наследника. Может, зная об этом, старый лаккат и память жены беспокоить не

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату