Ровно в четыре часа доктор Виллет явился в дом Вардов, но с раздражением и беспокойством услышал, что Чарльз не сдержал своего обещания остаться дома. По словам дежуривших у дома детективов, молодой человек вроде бы преодолел свои прежние страхи. Утром он долго разговаривал по телефону, спорил и, по всей видимости, отказывался выполнить то, что требовал его собеседник. Один из детективов расслышал слова: «Я очень устал и хочу немного отдохнуть», «Извините меня, но я сегодня не могу никого принять», «Пожалуйста, отложите решительные действия, пока мы не придем к какому-нибудь компромиссу» – и наконец: «Мне очень жаль, но я должен от всего совершенно отойти на некоторое время. Я поговорю с вами позже». Потом, очевидно подумав и набравшись храбрости, он выскользнул из дома так тихо, что никто не заметил его ухода. Около часа дня Чарльз вернулся и прошел внутрь, не говоря ни слова. Он поднялся наверх, вошел в библиотеку, и там что-то его сильно испугало: все услышали вопль ужаса, который перешел в какие-то булькающие звуки, словно молодого человека душили. Однако, когда туда поднялся лакей, чтобы проверить, все ли в порядке, Чарльз с дерзким и надменным видом встал в дверях и молча отослал слугу жестом, от которого тому стало не по себе. Позднее молодой Вард, по всей вероятности, что-то переставлял у себя на полках: в течение некоторого времени слышался топот, звуки передвигаемых тяжелых предметов, грохот и треск дерева, после чего он вышел из библиотеки и сразу же покинул дом. Виллет осведомился, не велел ли Чарльз что-нибудь передать ему, но услышал отрицательный ответ. Лакей был обеспокоен видом и поведением Чарльза и заботливо осведомился у доктора, есть ли надежда вылечить молодого человека от нервного расстройства.
Без малого два часа доктор Виллет напрасно прождал Чарльза в его библиотеке, оглядывая пыльные полки с зияющими пустотами в тех местах, откуда были вынуты книги, и мрачно улыбаясь при виде камина, с панели которого всего год назад на него безмятежно взирал старый Джозеф Карвен. Через некоторое время в комнате сгустились тени, и живые цвета солнечного заката уступили место жутковатому полумраку – вестнику наступающей ночи. Наконец явился Вард-старший, который выразил удивление и гнев по поводу отсутствия сына, для охраны которого он приложил столько усилий. Отец не знал, что Чарльз пригласил доктора Виллета, и обещал известить его тотчас по возвращении сына. Прощаясь, мистер Вард выразил крайнее беспокойство состоянием здоровья Чарльза и умолял доктора сделать все возможное, чтобы юноша вернулся к нормальному образу жизни. Виллет был рад покинуть библиотеку, ибо в тамошней атмосфере ощущалось присутствие чего-то омерзительного и нечистого, словно дух сгинувшего портрета все еще витал в этих стенах. Доктору никогда не нравилась эта картина, и даже теперь, когда портрет исчез, этому человеку с весьма крепкими нервами все время чудилось за гладкой панелью чье-то незримое присутствие, так что он был рад наконец выйти отсюда на свежий воздух.
На следующее утро Виллет получил записку от мистера Варда, в которой говорилось, что Чарльз все еще не появился. Вард писал, что ему позвонил доктор Аллен, сообщивший, что Чарльз на некоторое время останется в Потаксете и не желает, чтобы его беспокоили. Присутствие Чарльза было необходимо, так как сам Аллен, по его словам, должен будет уехать на неопределенный срок, а их опыты требуют постоянного наблюдения. Устами коллеги Чарльз передал всем горячий привет и сожаления, если неожиданная перемена его планов создала кому-нибудь неудобства. Мистер Вард впервые услышал голос Аллена, что-то ему смутно напомнивший. Он не мог с уверенностью сказать, что именно, однако ассоциации были самые неприятные.
Получив столь странные и противоречивые известия, доктор Виллет не знал, что и подумать. Письмо Чарльза было явно продиктовано отчаянием и страхом, но почему тогда он ушел из дому вопреки собственным же планам? Молодой Вард написал, что его изыскания таят в себе чудовищную угрозу, что бородатый доктор Аллен должен быть уничтожен любой ценой и что он больше никогда не вернется в Потаксет. Однако, если верить последним сообщениям, он забыл свои слова и вновь отправился в это гнездо мрачных тайн. Здравый смысл подсказывал доктору, что лучше всего оставить в покое молодого Варда со всеми его дикими причудами, но какое-то более глубокое чувство не давало изгладиться впечатлению от письма. Виллет перечитал его и вновь убедился, что оно отнюдь не столь бессвязно и бестолково, как это могло показаться на первый взгляд. В нем чувствовался подлинный и глубокий страх, а учитывая уже известные доктору факты, намек на чудовищное вторжение в наш мир из иных времен и пространств уже не представлялся ему всего-навсего глупой выдумкой. Где-то совсем рядом таился несказанный ужас, и, даже не будучи в силах постичь его суть, надо было держаться настороже, в полной готовности дать ему отпор.
Больше недели доктор Виллет размышлял над вставшей перед ним дилеммой, все более склоняясь к мысли навестить Чарльза в Потаксете. Ни один из знакомых молодого человека не отважился проникнуть в это тайное убежище, и даже мистер Вард знал о нем только то, что сын нашел нужным ему сообщить. Но Виллет чувствовал необходимость поговорить с пациентом начистоту. Мистер Вард время от времени получал от Чарльза краткие бессодержательные письма, напечатанные на машинке; насколько он знал, аналогичные послания получала и миссис Вард в Атлантик-Сити. Итак, доктор решил действовать и, невзирая на недобрые предчувствия, связанные со старинными легендами о Джозефе Карвене и недавними предостережениями Чарльза, отправился к деревянному коттеджу на крутом речном берегу.
Виллет однажды уже побывал в этих местах из чистого любопытства – хотя, конечно, не входил в дом и никак не обозначал свое присутствие, – так что дорога была ему известна. В конце февраля, вскоре после полудня, он сел в свой небольшой автомобиль и выехал на Броуд-стрит. По пути ему вдруг представилась картина полуторавековой давности, когда в том же направлении двигалась толпа угрюмых людей, чтобы свершить жуткий тайный суд, подробности которого так и остались нераскрытыми.
Поездка через приходящие в упадок городские окраины не заняла много времени, и скоро перед ним уже расстилались чистенький Эджвуд и сонный Потаксет. Виллет повернул направо, вниз по Локвуд-стрит, и проехал вперед, сколько позволяла заброшенная проселочная дорога, а потом вышел из
