– Не нравится? – спросила Лара и, коснувшись черной повязки на рукаве, добавила: – Машке тоже не нравилось. Она говорила, что я жить не умею. И действительно не умею. У меня есть деньги на ремонт… вообще есть деньги, а я не знаю, какой себе хочу дом.
Иван поставил пакеты на стол.
– Зачем ты пришел?
– Тебя проведать.
– Проведал? – злится, и губы поджимает, и пытается скрыть покрасневшие глаза.
Опять плакала.
– Проведал.
– Тогда уходи.
– Нет, – он сел на желтый табурет. – Садись. Или тебя опять к Антонине свозить?
Как ни странно, но спорить Лара не стала. Села, только руки подмышки спрятала. И опять в какой-то страшной безразмерной кофте…
– Я рассказала Машкиным родителям и…
– Они обвинили тебя?
– Да.
Следовало ожидать.
– Мы все виноваты. Машка нашла себе любовника. Я ничего не заметил… ты…
– Промолчала. А еще ее любовнику изначально нужна была я, и только я…
– Лара, он был сумасшедшим.
– И пришел за мной, а ее…
Наверное, нужно было сказать что-то успокаивающее, но Иван понятия не имел, что принято говорить в таких случаях. Оттого и молчал. Обнял, притянул к себе и молчал.
– Он и тогда говорил, что я… судьба… его судьба… что я похожа… почти копия…
Не копия, но некоторое сходство с портретом имеется.
– Мне бы понять, что он так просто не отпустит. Не отступится и…
– И он нашел себе другую забаву.
Анна пробыла в плену два с половиной месяца, не тронул ведь, хотя Машку убил… и не только Машку. За ним, оказывается, не одна дюжина трупов. И ведь хитер оказался, мерзавец. А вот Игорек раскололся быстро, он жаловался, стенал, твердил, будто его заставляли, будто боялся он младшего братца, который во всем и виноват.
Игорек только на встречи ходил вместо брата… гулять дамочек водил. Поил снотворным и доставлял в укрытие. Ну еще трупы прятать помогал. Но сам никого не трогал.
Владлен Михайлович твердит то же самое…
Где правда?
Нигде.
– Успокойся, – он провел рукой по темным волосам. – Виноваты все. И не виноват никто. Просто… просто к этому надо привыкнуть.
Лара только вздохнула, кажется, не верила, что у нее получится привыкнуть.
– Блинов хочешь? – спросила она.
– Конечно, хочу… к слову, ты могла бы ко мне переехать на время ремонта…
– Какого ремонта?
– Обыкновенного. Нельзя же в таком развале жить. А у меня квартира большая. Обещаю не приставать. А ты мне будешь блины жарить. Я страсть как люблю блины… соглашайся.
Согласится.
Если не сегодня, то завтра. Не завтра – так… времени много. Главное, не тратить его зря.
Женьке разрешили подержать клинок.
Ничего-то в нем особенного нет. Темный металл, гладкий, и никакого тебе таинственного пощипывания в кончиках пальцев, странных желаний и прочего, чему полагалось бы быть в подобных случаях. Тяжелый, конечно. Мерцает тускло камень в навершии рукояти.
– И как желания загадать? – Женька вернула клинок Галине Васильевне.
– Никак, – ответила та, принимая древний кинжал на подол фартука. – С такими вещами аккуратней надо… может, желание и исполнится, но какую за это цену возьмут?
– Вы и вправду верите?
