проживу.
Вона, может, мой женишок новоявленный, духом сговоренный, и вправду царевичем окажется. На кони белом, на…
…не надобен мне царевич, чего уж себе илгать?
— От и ладно, а то ж рука-то у тебя крепкая… выходи, горе-жених.
Зашубуршало в кустах черемухи. Затрещало, затрясло листвою. И, матюкаюся вполголоса, из зарослев выполз Арей.
Вид у него был разнесчастный.
Я носом потянула.
Понятие… с опохмелу, стало быть… знаю, у дядьки Панаса такой же вид случился, когда он в соседние Пацуки поехал, дружка старого навестить, и так разнавещался, что тетке Алевтине его на дровнях привезли, пьяненького и счастливенького.
На четвертый день.
Ага…
Уж она-то только глянула, бровкою повела и велела во двор грузить. Там, с кобелем, дядька и ночевал, авторитету Старостину утрачвая. А поутру стогнал так, что полсела сбежалося глянуть, кто ж там канает…
…а тетка, знай себе, прохаживалась по двору, то воду колодезну студеную несет, то жбан с квасом, то кувшин с рассолом огуречным…
…рассол бы Арею не помешал.
Мятый.
Уже не пьяный, но хмель последний из него не вышел. Стоит, качается, в черемуховую ветку вцепившися. Не хмель, конечне, Арей. Другую ветку в рученьке левой держит. И выломал такую, что впору от медведя отмахаться.
— З-зослава…
— Погодь. — Еська меня за локоток придержал. — Ты ж говорила, что бить не станешь! И не злися, Зосенька, это ему Кирейка стресс снимал.
— Чего?
— Разволновался он после разговору с матушкой. Распереживался. А с того распереживания мог бы и сотворить чего не того… ляпнуть там… или вовсе… он же ж упертый. Вот взял бы и полез к тебе жениться.
Арей веткой махнул и едва на ногах удержался.
— В храме, имею в виду… в храме, со жрецом, — Еська держал меня крепко, захочешь — не вывернешься. — А теперь представь. Матушка ему невесту жалует царских кровей, а он от этакой милости сбегает. Неудобственно получилось бы.
И куда тише добавил:
— С такого неудобства и голову утратить недолго. Самым что ни на есть буквальным способом. Вот наш Кирей и постарался… правда, перебрали слегка… денька этак на два перебрали… но что сделаешь, широкая душа…
— З-зослава, — повторил Арей, протягивая мне зеленую ветку черемухи.
Чуть помятые листочки.
Погнутые веточки.
Цветы пожухлые, еще не отлетевшие.
— Эт-то т-тебе…
— От спасибо. — Ветку я взяла и, перехвативши, по плечах перетянула. — Что ж ты творишь, нелюдь азарский!
Била я не сильно.
Не от души и не от обиды, которая мигом разошлась, будто ее и не бывало. На пьяных да на малых не обижаются… и еще на разумом скорбных… и отчего-то мне так радостно сделалось. Не от виду Ареевого, но от слов Еськиных.
Стало быть, Кирей… и вновь же, иродище, ни словечком…
…хотя когда?
Дай, Божиня, памяти. Я его давече не видывала… а дня три и не видывала. Еще удивлялася, куда ж делся он и отчего сие не вызывает у Архипа Полуэктовича беспокойствия.
…значится, пили.
— Я ж… я… — Он покачнулся и дыхнул перегаром. — И-извини… я… к… к тебе… ш-шел… и в-вот…
— Пришел, — помог Еська, рукав выпуская. — Зось, ты уж приглянь за ним, добре? Кирей в отключке, а этот… он же… того…
— И этого. — Я махнула рукой. — Иди… Еська… и другим разом лучше сами упреждайте, чем слышать от кого…
— Я бы сказал. — Еськино лицо вдруг стало таким… как у старика. — Если бы мог говорить, когда желаю… я бы сказал, Зослава. Клянусь своей силой.
— Верю.
