– А ты кто? Не узнаю тебя. Назовись.
Приплыли.
– Да ты чего? – я сделал вид, что обиделся, и отступил поглубже в салон. Надеюсь, Картограф сообразит закрыть люк, если начнется пальба. – Как – не узнаешь?!
Военный надавил на спусковой крючок, но я был готов и успел выстрелить первым, прицелился во второго – и снова выстрелил, пока они не поняли, что происходит.
Спрыгнул вниз. Железный пол больно бьет по пяткам… перекатиться, снова выстрелить, почти не целясь… Третий готов! В меня стреляют – упасть, кувыркнуться через плечо вперед, уйти в сторону. Наши палят из люка. Спрыгнувший Пригоршня скалится:
– Не ждали?! За ВДВ, мать его перемать!!!
Падает четвертый военный. До них дошло, что случилось, они отходят, ведут огонь. Работают слаженно. Вооруженные манипуляторы присоединяются к нам, а следом из шаттла выпрыгивает Картограф – очень эффектно.
Может быть, его не узнают, по крайней мере, появление народного героя ничего не меняет.
Трое оставшихся военных понимают, что численное преимущество на нашей стороне, но сдаваться не собираются. Хорошо бы не успели сообщить о происходящем. Пригоршня прячется за шаттлом и стреляет из укрытия.
– Одного оставьте! – командует Картограф.
Укрыться военным негде, но они отчаянно огрызаются…
Потом упал Сизый. Я надеялся, что манипулятор просто ранен… но из-под него на железном полу расползалась темная лужа крови.
– Сдавайтесь! – крикнул Картограф. – Тогда оставим в живых!
Противник не ответил. Май не обнаруживал себя, укрывшись в шаттле, но теперь выстрелил два раза в того военного, что стоял левее – и горожан осталось двое. Они отступили к двери. Один стрелял в нашу сторону, заставляя залечь, второй возился с замком, набирал код.
– Сдавайтесь! – повторил Картограф.
Нас с ними разделяло метров десять.
Пригоршня, внезапно покинув укрытие, кинулся к военным: прыжок, кувырок, перекат, выстрел над головами – в двери образовалась дыра. Один из «синих» выстрелил, но Никита ушел с линии огня. Второй раз нажать на спусковой крючок гвардеец не успел: я жахнул ему в ногу.
Оставшееся расстояние Пригоршня преодолел в несколько прыжков, ухватил за ствол ружье врага, который возился с дверью, дернул вверх и восходящим ударом ноги пробил военного в пах. Тот замычал, выпустил винтовку и сложился пополам. Вооруженный человек часто забывает, что у него есть ноги, и не пользуется ими. Попробуй отобрать пушку – будет держать, и делай с ним, что хочешь. Например, по яйцам бей – никто этого не ожидает. Раненого Никита, бросив оружие, схватил за плечо и рванул на себя, одновременно ударив коленом в живот. Удар пришелся в «солнышко», и противник обмяк.
– Все, – сообщил напарник с деланой небрежностью. – Делов-то.
Он казался довольным и спокойным, будто не было смертоносного ошейника. Я кинулся к Сизому – около него уже стояли, опустив головы, Длинный, Рыжий, и суетилась Искра, пытаясь делать непрямой массаж сердца. При каждом нажатии на грудную клетку изо рта Сизого вытекала струйка крови. Его открытые глаза смотрели в пустоту.
Я на миг расслабился, и меня накрыло волной скорби – телепаты оплакивали смерть товарища. Ощущение было, будто отрезали кусок души, и разверзшаяся черная дыра поглощает мир.
Пригоршня возился с пленными, срывал с них защитные артефакты.
Чтобы не думать о гибели Сизого, я решил заняться делом и тоже обыскать пленных. Под куртками на шнурках я обнаружил незнакомые арты – кристаллы, похожие на аметист.
– Что это, не знаешь? – спросил я у Картографа.
– Знаю, – он помрачнел. – Мы называли его «преданность». Есть маленькие, дочерние. И есть один сильный, у хозяина. Те, кто носят маленькие, всецело преданы хозяину, и подумать не смеют о том, чтобы снять артефакт. Кажется, я знаю, кто их подчинил.
– Канцлер.
– Больше некому. Ну что же, это упрощает дело. Легче будет его убить. «Преданности» не так много, семь человек мы положили, не думаю, что с Канцлером осталось больше пятерых. А с пятерыми мы справимся.
Искра перетянула шарфом ногу раненого гвардейца (заряд прошел вскользь и не повредил кость). Его уже взяли под контроль телепаты, и он не сопротивлялся, лишь молча страдал.
– Заприте его в шаттле, – распорядился я.
Пока Май и Пригоршня выполняли приказ, телепаты поставили второго подконтрольного на ноги. Узколицый молодой мужчина пялился на них, и в глазах его плескалось отчаянье, по щекам катились слезы – телепаты транслировали ему свою боль.
