Я снял очередную обезьяну, проследил, как она шлепнулась на землю и забилась в агонии, разбрызгивая кровь, но на месте убитой тут же появилась другая. Их были, похоже, сотни.
«Интересно, – отстраненно подумал я, – а хватит ли заряда? И почему манипуляторы до сих пор не взяли под контроль животных?»
Ответ появился – опять в виде ощущений, но я все лучше и лучше интерпретировал мысли манипуляторов.
Обезьяно-пауки – их страшный, древний враг. И враг именно за счет устойчивости к пси-воздействию. Они – стайные хищники, подлые, но тупые. Нападают, не жалея себя, ничего не боятся, гибнут десятками, но берут количеством. Чаще выбирают женщин, детей, выбирают слабых, чтобы сожрать. Здесь раньше замечены не были – в окрестностях Купола взрослые устраивали зачистки, вооружаясь огнеметами, по ночам выжигали лёжки обезьяно- пауков – огонь гипнотизировал тварей, они лезли в него, как бабочки летят на свет… В ущелье же обезьяно-пауки не водились.
Раньше.
Надо развести огонь, но не из чего: здесь нет ни деревьев, ни кустов, ни травы, и топливо мы с собой не несем.
Лихорадочно перебирая варианты, я продолжал стрелять. Кажется, наше дело было плохо, и с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Пригоршня матерился сквозь зубы, зло и привычно, манипуляторы работали слаженно. Пока у нас оставались заряды, мы сдерживали зверей на расстоянии, но, увы, гаусс-оружие не могло работать вечно.
Думай, думай, Химик! Тебя ничего, кроме твоих мозгов, не спасет! Сожрут – не посмотрят на образование, как говорится, бьют не по паспорту, а по морде.
Очередная обезьяна упала совсем рядом со мной, шерсть ее, подпаленная разрядом, дымилась.
Стоп. Гаусс-пистолет – не огнестрельное оружие, он стреляет разрядом. И с помощью него можно что-то поджечь, если дать достаточно сильный и длительный импульс. К сожалению, дохлые обезьяны были слишком влажными, и гореть не стали бы.
Я сосредоточился и представил все известные горючие материалы, адресуя манипуляторам вопрос: что из этого у нас есть?
Откликнулся Длинный. Он вспомнил, что у него в рюкзаке – какой-то растительный жир и палатка из тканого горючего материала. Если облить… Я дал мысленное согласие и обратился к Пригоршне:
– Предлагаю запалить костер! Хочешь жареной обезьянятинки?
– А из чего? – откликнулся Пригоршня.
– Длинный разведет из палатки.
– Давай, только быстро, они валят все сильнее!
Длинный уже занялся делом. Он раскатал палатку, полил ее маслом и передал картинку: отступаем за перегородивший ущелье будущий костер, поджигаем, ждем обезьян, и спокойно, не тратя лишних сил и выстрелов, расправляемся с ними.
Рыжего пришлось тащить – он не мог преодолеть эти несколько метров. Мы отступили за палатку, и Длинный выстрелил. Масло вспыхнуло, зачадило, к счастью, перебивая вонь лилий.
Как ни странно, подействовало. Обезьяны, утратив к нам интерес, полезли к огню. Морды у тварей, несмотря на шевелящиеся жвалы, были зачарованными. Прям жалко стрелять. Но мы, естественно, стреляли. Сейчас обезьяно-пауки не метались, и мы не тратили лишних зарядов и лишних усилий. Больше не казалось, что их – несчетное множество, их было много, да, но не чрезмерно.
Через несколько минут все было кончено. Лишь сладкий смрад, вонь опаленной шерсти и сгоревшей палатки, да трупы тварей напоминали о произошедшем.
– Пойдем, – прохрипел Пригоршня. – Будем надеяться, дальше будет легче.
– Дальше будет хуже, – откликнулся я.
Никита усмехнулся, оценив шутку.
А я подумал: не накаркать бы.
Из ущелья мы выбрались уставшие и замерзшие, но, к счастью, живые и полным составом. И почти без потерь, если не считать основательно уменьшившееся количество зарядов, а так же сгоревшую палатку и масло.
Манипуляторы развлекали нас картинками из своей жизни, облеченными в образы и эмоции – рассказывали про охоту, исследования заброшенных городов, а я пыхтел под гнетом рюкзака.
Горы здесь были низкие. Даже не горы, а холмы, поросшие привычной серой травой. Скалы за нашими спинами упирались в небеса. Впереди холмы становились все ниже и переходили в степь, на горизонте маячила полоса леса. И висел вдали Небесный город, кажущийся отсюда не больше пятака – деталей не разберешь. Мы и правда вышли довольно близко от него.
На холод я старался не обращать внимания. Привыкнуть к нему нереально, но можно идти быстрее, дышать на руки, растирать нос, щеки, уши, чтобы не было обморожения. Я натянул капюшон. Стремительно холодало – следовало спешить: ветер дул с ледника, пока еще достаточно далекого, но холодный фронт приближался с каждой минутой. Над головами пролетела стая больших серых птиц, Сизый проводил ее взглядом и принялся «рассказывать», как охотился на этих обитателей гор.
