Тело перестало мне принадлежать. В прошлый раз, когда надо мной брали контроль в Столице, я был зол и думал только о скорой смерти. Сейчас я доверял контролирующему и потому мог проанализировать ощущения.
Я все время чувствовал Сизого – рядом, буквально в одной черепной коробке. Он двигал моими ногами, одновременно деликатно подбадривая, будто по плечу похлопывал. Похожие ощущения, когда крепко переберешь, и друг волочет тебя домой, добродушно подшучивая. Ноги, вроде, переставляешь, но ни направление, ни скорость движения не контролируешь.
– Ох ты ж… – сказал Никита и тут же добавил обрадованно: – О, речь оставили. Здорово, Длинный, добро пожаловать в мои мозги! Располагайся, тут тесно, но клево!
Со скоростью несвежих зомби мы ступили в реку. Течение ледяной воды норовило сбить с ног, икры свело судорогой. Я с удивлением увидел, как убираю пистолет в кобуру. Рядом крякнул недовольный Никита. Понятно – так нужно, дабы раньше времени не пробудить в противнике подозрения. Пусть думают, что нас подчинили.
Из-за спины наши друзья вели беспорядочный огонь, отвлекая диких.
Май брел вперед. Ужасно видеть, как дергается его голова, как он замедляет шаг в тщетной попытке сопротивления.
Я побывал в его шкуре и мог только поражаться силе Мая. Наверное, дело объяснялось тем, что парень боролся за сестру. Мы достигли середины реки и почти догнали его, когда я почувствовал неладное. Будто Сизого в моей голове пытались подвинуть.
Непроизвольно дернулась рука. Я запнулся, разум затуманился…
…
Никита тоже споткнулся. Я хотел крикнуть ему, что меня, кажется, пытаются подчинить – и не смог, не слушался язык. Самое время паниковать, тем более, я почувствовал растерянность Сизого. Через силу обернулся – он стоял на берегу, слепо выпучив глаза и опустив пистолет.
Вот ведь!..
Я был уже в нескольких шагах от Пригоршни. Напарника била крупная ознобная дрожь. Надеюсь, он сопротивлялся.
Поднявшийся ледяной ветер ненадолго отрезвил: видимо, дикие растерялись, и часть внимания рассеялась. Было от чего: первый порыв чуть не сбил меня с ног, вода пошла мелкими волнами, которые, налетая на камни, вздымались брызгами. Сосны застонали, посыпались длинные темно-серые иглы. Разболелись, будто от удара сложенными ладонями, уши, ноги ломило немилосердно.
Короткая – на один вдох – передышка, и новый порыв. На этот раз, чтобы устоять, пришлось согнуться. Вскрикнул Май – не удержался, упал в воду, выронил Искру. Дикие, от природы более легкие, чем люди, – попадали на траву. Надо использовать шанс, чтобы прикончить их! Увы, я не в силах помочь Маю, барахтающемуся в ледяной реке – глубина всего-то по колено, но попробуй подняться, когда ветер все усиливается.
И еще передышка. Ветер стих внезапно, словно его выключили. Я успел выпрямиться и оглядеться: сквозь звон в ушах не пробивались даже мыслеобразы Сизого, я полностью контролировал свое тело. Наши помощники из Столицы тоже не удержались на ногах. Рыжий и Длинный самозабвенно обнимали ближайшее дерево, у корней его сидел Сизый и изумленно тряс головой. Так, эти в порядке. Пригоршня тоже в порядке: в отличие от меня, уже прочухался и бредет к противоположному берегу, преодолевая сопротивление внезапно усилившегося течения. Кстати, речка, вроде бы, стала глубже… Я с изумлением уставился вверх: вода не только доползла почти до середины бедра, она изменилась.
Раньше о подобном доводилось только читать: река замерзала на глазах.
Вода текла медленно, тягучая, словно глицерин или передержанная в морозилке водка, она сделалась непрозрачно-черной и схватывалась крупинками, как лужи в ноябре. Внезапно выглянувшее солнце не могло пробить ледяную кашу, блики прыгали по поверхности. Изумленный, я задрал голову: тучи исчезли, рассеялись. Небо было бездонно-голубым, ледяным, прозрачным, и кристаллики льда танцевали, посверкивая, вокруг меня.
Только тут пришел холод. Зубы выбили замысловатую дробь, и, хуже того, судорогой схватило правую ногу – от стопы до бедра. Я взвыл и чуть не упал, но успел заметить: Май выловил Искру и теперь тянул ее за собой, закинув руку сестры через свое плечо и поддерживая девушку за талию. Пригоршня тоже чапает. Медленно, но продвигается к врагу, а я тут корчусь, пытаясь, как учили на плаванье в школе, согнуть ногу в колене и потянуть себя за большой палец…
На этот раз ветер не налетел порывом. Он просто начался, и с каждой секундой мощь его возрастала. Лицо покрылось ледяной коркой, обледеневшие иглы сосен стучали, как мои зубы, солнце слепило – яростное, негреющее…
Сизый пробился раньше диких и поддержал меня, отключив боль. Я снова был марионеткой в дружеских руках, но хотя бы мог двигаться, пусть и не быстро.
Пригоршня почти выбрался, когда дикие пришли в себя и ударили. Мы с Никитой слишком замерзли, чтобы сопротивляться, и продержались, даже при помощи манипуляторов, несколько секунд. Мая же сломали сразу: он выпрямился и зашагал к мучителям, послушно и неестественно.
