миловидной девицы с пухлыми, чувственными губами и румянцем во всю щеку.
– Воот, так то лучше. – Геннер прибавил шагу, заставляя нас чуть ли не бежать за собой. – Идти недалеко – через два квартала будет перекресток, вот в одном из крайних домов эти стрелки как раз и засели. Место удобное, дорогу хорошо видно. Да и дом сохранился в приличном состоянии, даже крыша на вид целехонька.
Насчет приличного состояния дома Геннер конечно преувеличил – искомая пятиэтажка выглядела так, будто только что попала под бомбежку. Впрочем, возможно, что так оно и было: окна зияют пустыми провалами глазниц, парадные двери выбиты, а сами стены превратились в настоящее решето – того и гляди рухнут, похоронив под собой последних, оставшихся в живых, защитников. Причина такого положения вещей обнаружилась сразу: за углом соседнего здания засело человек пятнадцать воинов, соплеменников Геннера. Фиолетовокожие гиганты раз за разом дружно высовывались из-за угла, осыпали пятиэтажку градом камней и тут же скрывались обратно, не дожидаясь, пока их накроют винтовочным и пулеметным огнем. Сюда, через перекресток, гранаты защитников не долетали, и это еще более усугубляло ситуацию, делало ее по настоящему плачевной для обороняющихся. Непрощенных, окруживших здание по периметру, видно не было – видимо они попрятались по укрытиям, не желая подставиться под какую-нибудь шальную пулю.
– Кто приказал? – голос мой звучал обманчиво спокойно, однако я чувствовал, что еще мгновение – и я заору благим матом на всю улицу.
– Никто. – Завидев нашу троицу, один из гигантов с невыразительным лицом и нашивками десятника на правом плече своей форменной кожаной безрукавки никакого удивления не высказал. – По нам стреляют – мы отвечаем. У меня приказ: никого из этого дома живым до вашего прихода не выпускать.
– Понятно. Прикажите тогда на время своим воинам прекратить обстрел.
– Как скажете. Да только затея эта ваша с переговорами просто глупость. О чем можно договариваться с этими… – не договорив, воин сплюнул себе под ноги, высказав тем самым свое презрительное отношение, как к засевшим в здании защитникам в частности, так и ко всем без исключения остальным Усопшим. – Вот увидите: не успеете вы и шагу из-за угла ступить, как пожиратели падали сразу же вас прихлопнут. Помяните мое слово, когда лежать будете на плитах мостовой с развороченным брюхом.
– Решением совета было постановлено предпринять последнюю попытку переговоров с Усопшими. И я сделаю то, за чем пришел, с вами или без вас.
Десятник из Прощенных криво ухмыльнулся, отчего загнутые кверху клыки на его физиономии обнажились еще больше. Коротко и громко рявкнул команду, после которой метатели камней тотчас же прекратили свое занятие и вновь заняли позицию за углом здания.
– Ну что еще сказать? Идите, раз вы такой ненормальный. Девчонку только с собой не берите. Простите уж, госпожа Всепрощенная, за столь вопиющую фамильярность. Я всего лишь простой воин и говорить красиво не привык, зато…
– Я пойду вместе с чужеземцем. И Геннер тоже. – Голос Виталины был настолько холодным и непреклонным, что десятник даже не закончил свою речь, прервав ее на полуслове. Насупившись, кивнул и молча отступил в сторону, давая нам дорогу.
– Никуда ты не пойдешь! – Разозленным змеем зашипел я, но Виталина словно бы и не слышала. Несносная девчонка уже примеряла на свое лицо новый образ – этакой двоечницы-раздолбайки, которой даже море по колено. – Приказ совета! – Коротко вымолвила она и тотчас же рванула за угол с такой прытью, что Геннер едва успел поймать ее за шиворот воротника.
– Госпожа Всепрощенная, ну нельзя же так! Раз уж головой своей в который раз опять решили рискнуть – так хотя бы идите, как полагается. Неспешно, с ленцой, чтобы вражина никоим образом не подумал, что вы нору его крысиную наскоком хотите взять. И желательно улыбаться при этом во все тридцать два зуба и слова какие-то добрые говорить, а то уж очень вид у вас сегодня угрожающий.
– Правда? – Польщенная Виталина от переизбытка чувств даже потупила глазки. Естественно, угрожающе она совсем не выглядела. Как может выглядеть угрожающе худосочная девчонка, которой на вид не исполнилось даже тринадцати? Впрочем, возможно, что именно ее присутствие в нашем мирном шествии и перевесит чашу весов в нужную сторону: противник не решится стрелять и, может быть, даст даже нам возможность объясниться.
– Эй, есть кто живой? – В ответ тишина. Мы подходили все ближе и ближе, но ни звука, ни пол звука слышно не было. Однако никто по нам и не стрелял, что, откровенно говоря, радовало безмерно. – Ауу!
Переступив по очереди через чье-то бездыханное тело, распростертое у парадного входа, мы оказались в большом вестибюле, мраморный пол которого был щедро посыпан пылью вперемешку с камнями, осколками стекла и остатками мебели. Там обнаружилось еще четыре трупа, все они лежали в позах, в которых их застала смерть, и только последний – труп мужчины средних лет в окровавленной форме гвардии Корятина, был оттащен чуть в сторону и усажен у стены так, чтобы голова его не лежала на полу. Видимо совсем недавно он был еще жив – так, по крайней мере, мне показалось.
– Всем стоять, никому не двигаться! Руки за голову! – Неизвестно откуда взявшаяся четверка Усопших как будто материализовалась из воздуха, каким-то образом оказавшись сразу же позади нас.
– А «всем стоять» и «никому не двигаться»– это одно и то же! – начала было полемизировать Виталина, однако тотчас же охнула и застонала, получив увесистый тычок по спине прикладом.
– Кто такие?
