Три

необходимо лишь узнать, не заметил ли он что-нибудь такое, что может помочь нам двигаться в правильном направлении.

Ему отвели отдельную палату со светлыми стенами, специально обставленную для ребенка. Нарисованный на стене Губка Боб, большой плюшевый жираф, который мне, впрочем, показался страшноватым. Мальчик лежал на спине с капельницей на руке, на коже видны были порезы от меч-травы (должен вам сказать, что в последующие дни все мы натерпелись от этой опасной штуковины), но, если не считать этого, он, похоже, серьезно не пострадал. Я до сих пор не могу понять, как это могло случиться. Все с самого начала говорили, что это похоже на какое-то чудо. Они готовились везти его на компьютерную томографию, так что в моем распоряжении было всего несколько минут.

Медики, стоявшие вокруг его кровати, не обрадовались моему появлению, и, когда я направился к нему, доктор Панковски держалась рядом со мной. Он казался таким хрупким, особенно со всеми этими порезами на лице и предплечьях, и я, конечно же, чувствовал себя неважно, явившись задавать вопросы практически сразу после того, как он такое перенес.

— Привет, Бобби, — сказал я. — Меня зовут Эйс. Я веду расследование.

Он даже не шелохнулся. У Панковски зазвонил телефон, и она отошла в сторону.

— Я очень рад видеть, что с тобой все в порядке, Бобби, — продолжал я. — Если ты не возражаешь, я хотел бы задать тебе несколько вопросов.

Веки его резко поднялись, и он посмотрел прямо на меня. Глаза его были пустыми. Я даже не уверен, что он слышал меня.

— Эй, — сказал я. — Хорошо, что ты не спишь.

Он, казалось, смотрел куда-то сквозь меня. А потом… Слушай, Элспет, хоть это и прозвучит чертовски слащаво, но потом его глаза как-то поплыли, как будто он хотел заплакать, только… Господи… это тяжко… только заполнялись они не слезами, а кровью.

Я, должно быть, вскрикнул, потому что возле моего локтя тут же выросла Панковски, а доктора зажужжали вокруг мальчика, как растревоженные на пикнике шершни.

Я сказал:

— Что у него с глазами?

Панковски посмотрела на меня так, будто у меня только что отросла вторая голова.

Я снова взглянул на Бобби, заглянул прямо ему в глаза, однако они были совершенно ясными — синие, как васильки, никаких следов крови. Ни капельки.

Из второй главы романа «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Троих» Пола Крэддока (в соавторстве с Мэнди Соломоном)

Меня часто спрашивают: «Пол, почему ты взял на себя полную опеку Джесс? В конце концов, ты успешный актер, профессиональный артист, одинокий мужчина с непредсказуемым ритмом жизни, неужели ты действительно исключаешь возможность завести своих детей?» Ответ на это прост: сразу после рождения близняшек Шелли и Стивен усадили меня перед собой и попросили, если с ними что-то случится, стать для девочек официальным опекуном. Они много и тщательно все это обдумывали — особенно Шелли. У всех их близких друзей были собственные молодые семьи, так что они не смогли бы уделять их детям внимание, которого те заслуживали, а родственники Шелли были вообще не вариантом (по причинам, о которых я расскажу позже). К тому же Шелли говорила, что девочки души во мне не чаяли с самого раннего возраста. «Это все, что нужно нашим Полли и Джесс, Пол, — сказала она. — Любовь. А у тебя ее столько нерастраченной». Стивену и Шелли, разумеется, о моем прошлом было известно все. Когда мне не было еще и тридцати, после глубокого профессионального разочарования я немного сошел с рельсов. Я снимался в пилотной версии фильма «Врачебный такт», который в Великобритании называли очередной горячей больничной драмой, когда узнал, что все это отменяется. Я победил в конкурсе на главную роль доктора Малакая Беннета, блестящего хирурга с синдромом Аспергера, зависимостью от морфия и тенденцией к паранойе, и эта отмена тяжело ударила по мне. Я много месяцев посвятил тому, чтобы вжиться в эту роль, и по-настоящему погрузился в нее — думаю, частично проблема была в том, что я слишком перевоплотился в этого персонажа. Как и очень многие актеры до меня, я обратился к алкоголю и другим средствам, чтобы заглушить боль. Эти факторы в сочетании со стрессом, вызванным полной неопределенностью в будущем, вызвали у меня тяжелую депрессию и то, что, как я полагаю, можно было бы назвать рядом навязчивых параноидальных идей.

Однако с этими демонами я имел дело за много лет до того, как у Стивена и Шелли вообще возникла мысль о собственных детях, так что могу честно сказать: они на самом деле считали меня самым лучшим выбором. Шелли настояла на том, чтобы сделать это официально, так что мы пошли к адвокату и оформили все, как нужно. Конечно, когда вы делаете такие вещи, то никогда не думаете, что это действительно может пригодиться.