Но Рыба не интересовался названиями, он внимательно глядел по сторонам и отпускал сдержанные похвалы в адрес некоторых зданий. Пахло бензином и опавшими листьями. Вдали светился габаритными огнями комплекс «Москва-Сити».
И вдруг Рыба увидел Новодевичий монастырь, плывущий по укрытому сумерками скверу, над озером, над деревьями, над людьми и их короткими жизненными путями.
– Работа художника, – прошептал он, опускаясь на скамейку рядом с рестораном «У Пиросмани». – Прекрасен мир, в котором художники творят здания. У нас этим занимаются только мастера.
– Ну, у нас тоже мастера дома строят, – сказала Наташа и села рядом. – А художники картины рисуют.
Рыба удивлённо моргнул, заправил за ухо давно выбившуюся прядь. Видимо, последняя реплика привела его в замешательство.
– Наверное, опять недопонимание, – догадалась Наташа, – как в случае с рыбой.
Она выкинула в урну картонку из-под кофе, достала из кармана «талисман», погладила по чешуйчатой спинке.
Рыба, прищурившись, безмолвно любовался громадой монастыря. Стихли голоса, замедлилось движение транспорта. Только на противоположном берегу, на Бережковской набережной, копошилась огромная светящаяся масса, состоящая из сотен автомобилей, угодивших в пробку. Наконец Рыба нарушил молчание:
– Давай попробуем так. Мастера – это такие как я. Мы умеем делать что-то, что украшает жизнь. Мы делаем это на заказ. Получаем взамен деньги. Часто – живём в столице. Иного мастера с первого взгляда не отличишь от аристократа. Художники другие. Они не понимают и не ценят роскошь. Нет, это не главное, я сейчас попробую с начала… Художники всегда существуют на границе осязаемого мира и мира… Прости, я не знаю, как объяснить, сам я не художник. Словом, того мира, где танцуют духи. У художника всегда такой взгляд. Ну, как будто он смотрит внутрь себя, и при этом видит сразу весь обитаемый мир, но немного со стороны, понимаешь? Он в мире есть, но как будто его здесь нет, и весь мир – у него внутри. То, что создал художник, иногда может повторить искусный мастер – но это всегда повторение. Художники не повторяются. Их творения принадлежат всему миру. И они никогда не берут плату за свой труд.
– Как же они, бедные, живут? На что? – пожалела Наташа незнакомых художников из своих снов.
– Их берегут и кормят те, кто рядом с ними. Им открыты все дома и все двери. Большая честь – если художник разделит трапезу с обычной семьёй. Художникам очень тяжело соединять зримый мир и незримый. Тот, кто хоть как-то помог художнику, чувствует на своём лице дыхание этого незримого мира.
– А, поняла! Художники – это ваши шаманы. Это какой-то особый лар? А они главнее аристократов?
– Художник – совершенно особый, самый низший и самый высший лар. Никто по доброй воле не хотел бы стать художником. При этом всякий мечтает хотя бы на минуту оказаться рядом с одним из них.
– А ты никогда не хотел быть художником? Лепить то, что натанцевали духи?
– Нет, – без колебаний ответил Рыба, – тогда пришлось бы жить в какой-нибудь дыре, возможно, даже на окраине, среди безродных. Не курить, не пить кофе и ячменную настойку. Не валяться на тахте в своё удовольствие. А только бродить по границе и прислушиваться к голосам духов. А ещё художники… как бы это сказать… не могут создавать семьи.
– Им запрещено?
– Как же можно запретить семью? Они просто … я не знаю… наверное, не видят эту возможность. Как я не вижу людей, которые нас окружают. Ведь сейчас вокруг много людей?
– Нет. Сейчас – никого.
– А вон те двое, что пируют на веранде? – Рыба указал наверх. – Я всё-таки кого-то вижу.
– Это манекены. Куклы. Они не настоящие люди. Их сделали… мастера какие-нибудь, чтоб привлекать внимание к ресторану.
Рыба вернулся к созерцанию Новодевичьего монастыря. Наташа попыталась представить себе жизнь шаманов, бродящих по границе миров на голодный желудок. И тут начался дождь. Сначала он примерялся, редкими каплями намечая контуры, но вскоре припустил вовсю.
– Чувствуешь дождь? – спросила Наташа. Зонтика у неё с собой, конечно, не было.
– Ч-чувствую, – дрожа, ответил Рыба. – Чтоб его ветром унесло!
– Да, было бы неплохо, – согласилась Наташа. – Бежим скорее ко мне!
Они свернули во двор и помчались по асфальту, наперегонки с дождевыми струями. Старушки на скамейке запасных закутались в полиэтиленовые плащи и наблюдательный пункт покидать не спешили.
– Гляди-ка, старшая Ермолаевых никак со свиданки бежит!
И как они всё замечают?
Наташа обернулась к Рыбе, чтобы сказать ему об этом, но обнаружила, что он уже не бежит рядом с нею по лужам. Должно быть, окончательно вымок и проснулся. Ну, ничего. Скоро они увидятся вновь.
Наташа распахнула дверь подъезда и, не сбавляя ходу, кинулась к лифту. Скорее домой, там душ – и постель.
