– Такая старушка?
Рыба ничего не ответил.
– Это же в каком возрасте она тебя родила?
Снова молчание.
– Тебе самому-то сколько?
– Семьдесят три.
– Что?! Да ты врёшь!
– У вас какая средняя продолжительность жизни?
– Ну, лет сто. А у вас?
– Лет двести.
– Тогда всё правильно, – успокоилась Наташа. – Вы же все долговязые как слоны. А слоны живут дольше. И дольше развиваются. Бывает год за два, а у вас – два года за один. Значит, тебе по нашим меркам… лет тридцать шесть с хвостиком.
– Почему это с хвостиком? – Рыба недовольно заёрзал на водительском месте.
– Это так говорится. Не в том смысле, что у тебя сейчас вырастет хвост! А выглядишь на все сорок.
– А ты – на все пятьдесят.
– Будем считать это попыткой сделать комплимент и замнём тему, – сказала Наташа.
Покорив самую высокую вершину, двухэтажный автомобиль начал спускаться в соседнюю долину.
– Слушай, а если у вас два года как у нас – один, то в каком возрасте у вас… Ну, можно друг с другом? Это самое… – Наташа замялась.
– Объединить две жизни в одну? – догадался Рыба.
– И это тоже…
Оказалось, что в хрупком мире никто не создаёт семей до пятидесяти лет. Есть, конечно, исключения, и запретов не существует: достигнув двадцатилетнего рубежа, каждый волен хоть на следующий день соединить свою жизнь с жизнью другого человека. Но это считается неприличным. А в хрупком мире свято соблюдают приличия. Создавший семью до вступления в возраст зрелости бросает тень на весь свой лар. Считается, что до пятидесяти лет человек хрупкого мира не способен полюбить по-настоящему. Но познавать других и себя ему не воспрещается, и даже настоятельно рекомендуется, так что молодые люди активно встречаются, проводят вместе время, заводят романы сразу с несколькими партнёрами.
По достижении возраста зрелости заканчивается сезон вечеринок, да все и так от них изрядно устают. Теперь уже люди осознанно разбиваются на пары.
– А у тебя была пара? – спросила Наташа.
Рыба кивнул.
– И что? Расскажи про неё. Почему вы расстались?
– Её зовут Мида. Она плетёт одежду из разноцветных ниток.
Наташа недовольно засопела. Мида ещё какая-то, её только не хватало!
– Мы расстались, потому что я слишком мало говорю, – продолжал Рыба.
– А ей надо, чтобы мужик тараторил как радио?
Рыба беспомощно взглянул на неё, как делал всякий раз, услышав подряд несколько непонятных слов.
– Ну, она хотела, чтобы ты не замолкал?
– Ей было со мной скучно.
Наташа задумалась. Как с Рыбой может быть скучно? Какое счастье быть рядом с ним, даже просто находиться в его мире и знать, что он где-то здесь, лепит очередную чашку, зажигает в ней огонь.
– Для того чтобы оказаться рядом со мной, ей не нужно было засыпать или ждать, чтобы заснул я. Я всегда был рядом. Мы даже сняли одну большую мастерскую на двоих, чтобы не расставаться. И, наверное, из-за этого расстались так скоро.
Двухэтажный автомобиль выбрался на прямую дорогу, напоминающую самое обыкновенное шоссе, и помчался вперёд с хорошей скоростью. Рыба замялся, потом смущённо сказал, что замки торговцев – кхм-кхм – не слишком эстетичны. Люди этого лара живут, как хотят, и у них свои представления о красоте. Так что он заранее извиняется за всё, что Наташа увидит внутри и снаружи.
Замок напоминал фабричное здание, построенное в начале ХХ века. Внушительная махина из красного кирпича, а вокруг – подстриженные зелёные газоны.
Наташа и Рыба оставили свою колымагу в подземном гараже примерно в двухстах метрах от краснокирпичной махины и дальше пошли пешком. По широкой, тоже кирпичной, лестнице поднялись на второй этаж. Здесь было пусто и гулко. Наташа огляделась по сторонам, задрала голову вверх. В самом центре сводчатого кирпичного потолка распустился каменный цветок, щедро выбеленный мелом. Из цветка торчал позеленевший от времени медный крюк.
