– Но ты так лучше не делай.
– Почему? – Она вскидывает брови.
– Я имею в виду, никому больше не давай ничего менять в твоей визитке.
– А, это… – Лия смеется. – Не учи ученого! Я знаю, что делаю. Так, теперь представь, что ты делаешь открытку.
– Какую открытку? Для чего?
– Ни для чего! – восклицает Лия. – В этом весь смысл! Не ставь никакой цели. Просто открытка.
Я засовываю руку в карман и нахожу там фонарик. Щелкаю выключателем, луч касается зеленоватой глади. Сначала над водой появляется пар, как тогда, когда были запущены конвейеры. Потом он собирается в легкие пушистые облака изумрудного оттенка. Некоторое время они весело толкутся над бассейном, а потом проливаются дождем, и над бассейном вырастает маленькая радуга. Под куполом рождается теплый весенний ветер, ласкает меня по щекам, играет волосами.
Это не я делаю, я просто чувствую поток, который плещется в бассейне, считываю его настроение и пропускаю через свой фонарик. А он почему-то радуется, хотя чему тут радоваться – совершенно непонятно. Все остальное – облака, ветер, радуга – появляется само собой. По груди у меня разливается тепло, словно где-то там, в районе сердца, пришли в движение невидимые силы. Это ощущение – до боли родное, будто после долгого перерыва возвращаешься домой, где тебя любят и очень ждут, – но оно настолько сильное, что пугает меня.
Лилиана завороженно смотрит на развернувшуюся картину, потом поворачивается ко мне и говорит:
– Видишь? В тебе есть то, чего нет во мне. В твоей специализации.
Не понимаю, о чем говорит Лия, но чувствую, что она права. Я опять думаю о самоубийце. Неспроста же появилось чувство, что я должна была заметить его раньше.
– Лия, о чем ты говоришь? Если ты знаешь о моей специализации то, что неизвестно мне, расскажи, пожалуйста.
Я хватаю ее за руку, чтобы на этот раз она не отвертелась. Очки мешают мне заглянуть ей в глаза.
– Прости, я не могу тебе сказать. – Она гладит меня по руке, в ее голосе звучит тепло.
– Но почему?!
– Меркабур запрещает. Ты должна узнать сама.
Лилиана высвобождает руку, нажимает кнопку, которая загорается зеленым, и радуга над бассейном исчезает.
– Что значит «Меркабур запрещает»? – настаиваю я. – Как это? Я не понимаю.
– Тебе еще многое предстоит понять. Я даже немного завидую тебе. Все это так интересно.
– По-моему, ты надо мной просто издеваешься, – бурчу я себе под нос.
Лилиана не слышит, она вздыхает:
– Моя открытка не могла помочь Лидусе. Но твоя – сможет. Скорее всего, не прямо сейчас, но однажды – сможет.
– Лия, пожалуйста, не надо на меня надеяться. Я не могу тебе ничего обещать, – прошу я.
– Не обещай. Тебе и не нужно. Просто дай мне слово, что мы встретимся в реале в самое ближайшее время! Мне нужно кое-что тебе отдать.
Я записываю адрес, и мы договариваемся о времени и месте встречи. Обе чувствуем, что провели в Меркабуре слишком много времени, поэтому быстро прощаемся, чтобы вскоре опять увидеться. Перед тем как уйти, Лия щелкает рычажком, конвейерная лента запускается, и отовсюду появляются хорьки в белых шапочках. Вот они уже стоят перед конвейером, их шустрые лапки вовсю работают, а над бассейном поднимается густой пар.
– Лия, зачем все это? – В последний момент я не могу сдержать любопытства. – Хорьки, этот завод, несчастные случаи?
– Это картинка для клиентов. Здорово, правда? – Я впервые за все время, проведенное в визитке, вижу на ее лице хулиганскую улыбку. – Они думают, что у меня тут все по-серьезному. Не какое-нибудь там кустарное производство, а настоящая фабрика – коллектив работников, дисциплина, контроль качества, система мотивации и медицинская помощь по высшему разряду в качестве соцобеспечения. Все как полагается.
– Лия, но это же глупости! V.s. скрапбукинг – это же творчество, искусство. Какое отношение к нему имеет фабрика?
– Я же тебе говорю: у меня необычные клиенты. Из тех, что в телевизоре часто светятся. У них с искусством особенные отношения, – усмехается она.
– Ах, вот что у тебя шито белыми нитками, – смеюсь я.
– Ну не только это, – хитро улыбается она.
– Ты бы еще Доску почета для хорьков нарисовала.
– Отличная идея, когда-нибудь так и сделаю.
Под густым паром я не вижу, как реагирует на мое предложение бассейн, но чувствую, что изумрудный сироп снова пришел в движение.
– А почему хорек «депрессивный»? – спрашиваю я, когда пространство уже плывет перед глазами.
– Потому что мало стежков, – доносится до меня странный ответ, и я возвращаюсь в свою комнату.
Еще час у меня кружится голова, и мне повсюду мерещатся хитрые мордочки хорьков. Я сокрушаюсь, что забыла расспросить Лию, кто такой Серафим.
