подняться на сцену, робко выглянул из-за кулисы и тут же спрятался обратно.
– Занавес опускайте, занавес! – Полная контролерша, пыхтя, встала перед сценой и раскинула руки в отчаянной попытке закрыть Амнерис своей широкой грудью.
Занавес крякнул и поехал вниз, но почти тут же застрял. Сильно запахло пылью, хотелось сбегать на улицу и глотнуть свежего воздуха. В зале царила полнейшая суматоха. Кто-то в ярости топтал принесенный букет. На сцену, которую уже покинули все артисты, полетел помидор, шлепнулся и размазался бурым пятном по пирамиде.
Болтушка Аллегра молчала, опешивши от такого. Она у меня тоже оперу любит. Не «Аиду», правда, предпочитает кое-что повеселее – «Фигаро тут, Фигаро там» и все такое. Да и кому понравится «Аида» в таком кошмарном исполнении? Как их вообще на сцену-то выпустили? Просто сердце кровью обливается, как умудрились испортить любимую музыку. Я тяжело вздохнула, сунула руку в сумочку, обнаружила там свою открытку – и только тут опомнилась. Кристофоро Коломбо! Это все они! На меня ведь тоже подействовало! Еще совсем недавно спектакль мне нравился. Так вот откуда этот запах – затхлого воздуха, как в помещении, которое давно не проветривали, – такой же я чувствовала, когда провалилась в страшную фантазию про Павлика.
Что это? Программки? Афиша? Меню в буфете? Билеты? Но я не была в буфете, не покупала программу, и билета у меня нет. Неужели я попалась на их уловки и сама того не заметила?
– Аллегра! – зашептала я. – Аллегра, радость моя, очнись.
– Умница, – ответила Аллегра тоном покойного попугая Павлика. – Не поддалась. Как я за нас рада, уж так рада!
Я посмотрела на часы. Двенадцать минут десятого. У меня есть три минуты. Я вытащила открытку и принялась пробираться к «врагу оперы». Он стоял, подняв руку, монументальный, как Брежнев на трибуне, и что-то басил, в общем шуме было не разобрать. Короткие волосы на затылке воинственно топорщились. Блондинка возле него казалась белой мышью рядом с жирным котом, она гневно комкала платочек и хмурилась.
Я пробралась к нему, тихонько потрогала его за локоть, посмотрела снизу вверх и спросила:
– Это не вы, случайно, обронили?
Мужик обернулся, посмотрел на карточку, которую я протягивала ему, и взял ее. Я чувствовала себя так, словно прикармливаю саблезубого тигра. Он уставился на открытку, потом перевел взгляд на сцену, потом снова на открытку.
Дио мио, а что, если работы «серых халатов» намного сильнее? И моя открытка сейчас не подействует? От этой мысли у меня разом похолодели ноги, и я принялась усиленно шевелить пальцами в туфлях. Наконец, здоровяк почесал в затылке, сунул карточку в карман пиджака, заляпанный жирным пятном, и пробасил:
– Слушаю и повинуюсь.
Я икнула. Блондинка вытаращила глаза. Дио мио, ну я же не хотела использовать эту дурацкую фразу!
– Пойдемте, пожалуйста. – Я взяла его под руку, чувствуя себя маленькой девочкой. – Мне нужна помощь.
Он покорно двинулся за мной, только обернулся и сказал разинувшей рот блондинке:
– Иди, подожди в машине. Скоро приду.
– Как вас зовут? – спросила я, когда его спутница, ревниво оглядываясь, ушла.
– Серега, – пробасил он.
– За мной, Сергей. – Я потащила его за руку.
Я отчаянно вертела головой в разные стороны. Время уже подошло – где она, Александра? Зрители, шумно обсуждая спектакль и на чем свет стоит кляня артистов, оркестр, дирижера и постановщика, а некоторые – и самого Верди, неспешно расходились из зала. От пестрой толпы рябило в глазах: кофточки «театралок» блестели золотистыми нитями, украшения и сумочки сверкали в свете огромных люстр, вечерние платья отражали весь спектр радуги – нежно-голубые, ярко-красные, сине-бархатные. Я пробиралась сквозь толпу, цеплялась взглядом за серый цвет и разочарованно вздыхала: худенькая девушка в сером трикотажном платье, еще одна – в свитере и темных джинсах, третья – в белой водолазке и серой жилетке, и ни одного серого балахона.
Здоровяк следовал за мной послушно и даже охотно, словно за любимой маленькой дочкой, моя рука тонула в огромной ладони, стрелки часов подбирались к половине десятого. Я начала паниковать. Сейчас же все разбегутся!
– Выше посмотри, солнце, – пропела Аллегра.
Я подняла глаза, посмотрела на балкон, на галерку, потом обернулась и обнаружила знакомую мне троицу. Вот уж никак не ожидала увидеть их на сцене! Меня обуял азарт. Забыв, что я, вообще-то, культурная женщина, бывший преподаватель вуза, я растолкала хвост очереди на выход локтями. Перед моим помощником люди расступались сами.
Лишь на мгновение я остановилась перед мостиком, ведущим на сцену. Никогда раньше я туда не поднималась. Для меня это – святая святых, место, где обитают небожители. Троица тихо ругалась, они шипели друг на друга и размахивали руками.
– Опять меня не послушали! Я же говорила, нет здесь больше никого, – говорила коротышка. – Что вас вечно на какие-то интеллигентские забавы тянет? Поехали лучше в ночной клуб!
