понял или понял неверно. Главное, он узнал наверняка – они с Шиадой были вместе: как правители, как верные Праматери, как любовники. Плод их любви переродился в одного из мудрейших людей своего времени, и сквозь время-условность Таланар наследовал своему отцу (и сыну) Агравейну в титуле Верховного жреца Богини. И раз во Вселенной нет времени, то разлучение их поколениями – лишь обман и морок: они не расставались никогда, потому что смерть – это окончание времени, и, значит, смерть – это тоже условность. Милосердная условность богов, что дробит для неразумных душ вечность, которая вновь соединяется воедино любовью. Поэтому любовь сильнее смерти.
Прошло несколько дней, прежде чем размышления об увиденном улеглись в сознании архонца и он пришел к определенным решениям. В эти дни он тренировался почти все время и совсем перестал видеться с юной Майей. Как-то почти незаметно для него истаяла зима. И наконец будто из спячки вывело послание, прибывшее с первым мартовским гонцом из Архона: король Удгар напомнил, что просит сына и соправителя прибыть на Священный остров.
Узнав о такой новости, царская семья Адани, а прежде других Тидан с сыновьями Сарватом и Салманом, от всего сердца поздравили принца.
– Ай да Удгар, – улыбался Тидан, входя в покои Агравейна. – Умертвил принца и воскресил короля. И как воскресил, Агравейн! – Он обнял гостя и поцеловал в щеки. Архонец коротко поблагодарил, а мелкий подрагивающий Тидан не унимался. – Не перестаю удивляться Удгару. Право, всегда умел сказать свое слово. Соправитель, надо же, такого в Этане не бывало уже лет сто по меньшей мере!
– Отец верно говорит! – Сарват, успевший за минувшие месяцы стать другом, хлопнул богатыря по плечу. – Ты ведь задержишься еще на недельку? – Обернулся к царю. – Отец, надо устроить пир! Пусть весь Этан знает, что наконец-то Агравейн Железногривый встал из могилы!
Тидан сказал, что причин для отказа нет, но имеет смысл обойтись просто хорошим званым ужином – для эффекта Удгар наверняка приберег что-то эдакое. Потом коротко улыбнулся и вышел вон, за ухо потащив с собой младшенького.
– Ты собираешься тренироваться? – спросил Сарват. – Последние дни только этим и занят.
Архонец покачал головой:
– Не сегодня. Хочу пройтись по Аллее Тринадцати Цариц. Если отъезд скоро, я бы еще раз увидел самые живописные места Шамши-Аддада. Недавно мне снился сон об Ангорате, и я хочу запомнить всю здешнюю красоту, которая напоминает этот Священный остров.
– На Ангорате есть статуи? – поинтересовался царевич дорогой.
– Статуй нет, но есть древние изваяния и каменные храмы. Это, конечно, далеко не одно и то же. Но ваша Аллея удивительно красива, а все, что красиво, уже само по себе напоминает мне Ангорат. Я давно там не был, но запомнил это место на всю жизнь.
– Как давно?
– Лет десять.
Они шли молча, и только у входа в аллею Сарват заметил:
– Новость, которую во всеуслышание объявил твой отец, прогремит как клич варварской орды посреди степи, этот клич всколыхнет весь Этан. Иногда прямо хочется знать, что будет дальше.
– Хочется, Сарват, – подтвердил Агравейн и двинулся в тишине рассматривать холодные, каменные статуи тринадцати прекраснейших цариц древности, которые и по сей день хранят неувядающую прелесть увядающей красоты.
Конь переминался под Бану с ноги на ногу. Гистасп задержался всего на пару минут и подоспел к танше с искренними извинениями: Бансабира особенно ценила в людях пунктуальность и не терпела никаких задержек. Коротко глянув на командира со всей строгостью, госпожа заметила, что, если Гистасп будет опаздывать, она назначит за ним слежку. Гистасп без тени смешинки кивнул. Видно, сам понимает, что в его подразделении расположены все ее сильнейшие фигуры. А в собственном ферзе нельзя сомневаться.
Они совершили короткую верховую прогулку, когда войска стали на бивак. Здесь заканчивалось Аамутское плато, местами уходя в обрыв, срываясь утесом или стеной водопада, что грохотал, как майская гроза, как собственное сердце, когда она любила Астароше, как могучая Тарха – река ее дома. В последние дни Бансабире стал часто сниться родной танаар и фамильный чертог Яввузов. К ее собственному удивлению, и донжон, и крепостные стены, конюшни, псарни, оружейни, верфь, загоны для лошадей, поля вокруг, леса в отдалении – все вспоминалось с неожиданной ясностью и четкостью, будто тану только вчера выехала из дому.
Грея в душе сентиментальные воспоминания, Бансабира стала частенько перед сном представлять, как ступит на родину в сопровождении отца и брата, въедет в высоченные нерушимые ворота, пройдет по танской зале плечом к плечу с Сабиром Свирепым и сядет в конце пути в одно из двух кресел как равный правитель, как достойная наследница, любящая и любимая дочь.
Бансабира вдохнула полной грудью. Это больше не та лазоревая мечта, которой она согревала себя холодными сырыми ночами в подземельях Багрового храма. Да и сама Бану уже не напуганная девочка восьми лет от роду. Ей осталось совсем немного, один рывок до настоящего возвращения домой, размышляла главнокомандующая, слушая сообщение Гистаспа. На подступах тан Дайхатт, тот, который новый тан, молодой, говорил мужчина. На юг двинулись не все таны, но, судя по всему, многие. Хотя странно, что первыми по приглашению не явились Луатары – Желтый танаар расположен к столице ближе всех.
Бансабира слушала не двигаясь. Вблизи громыхал водопад, за спиной отдыхало воинство, которое сегодня по кольцевому тракту продолжит путь. Конь
