знамена. Получил в невестки наследницу Пурпурного дома! Наконец сбудется давнее чаяние! Его внук сядет в кресло танаара Яввузов, богатство и сила сложатся воедино! А там и Маатхаса под себя подмять будет недолго.
А когда север объединится под одной рукой – его рукой, будем честны, ну а потом уже Этера, – можно подумать и о центре страны. Раггары на их стороне, оранжевые разгромлены, они присягнут кому угодно, лишь бы их не трогали, а Сиреневый дом Ниитас в родстве с Бансабирой. И пусть старому Яввузу не удалось добиться возрождения союза, сам виноват, дряхлый идиот! Ему, Яфуру, это всяко удастся – не зря ведь его за спиной уже четверть века называют «Каамал Льстивый Язык»!
А когда и это удастся… Раман и раману Яса заперлись в своей Гавани Теней, им нет дела до танов, а танам – до них. Когда еще представится такая замечательная возможность отбить север или даже, если боги будут милостивы, усадить собственного внука на трон всей великой державы мореходов?
– Ай да я! Ай да сынок мой, – приговаривал мужчина, приглаживая длинные усы. – Испортив планы Яввуза, подружится с Раггарами, Этер заполучил в жены весь север! Ну и в придачу к нему девчонку, от которой всего за год четырем танским домам добавилось столько проблем! Ай да сынок! Надо, чтобы он заставил ее рожать каждый год или два, и все, куда ей потом таскаться по стране с боевыми кличами, а? – весело подмигнув, обратился Яфур к верному гонцу из своих.
– Мм, не хочу разочаровывать, мой тан, – обронил посланник, – но девица Яввуз согласна на брак только в том случае, если ее мужем станет ваш второй сын, Нер.
– Что? – Кошачье удовольствие не сразу развеялось с лица тана.
Гонец повторил.
– А-а, ну-ну, понял. Ты иди, голубчик, иди. Я пошлю за тобой, когда приму решение.
Когда дверь за гонцом закрылась, Яфур насупился, глухо засопел, водя по столешнице кулаком, будто растирая кровь заклятого врага.
Вот же подлая девка… Бансабира Изящная… Бансабира Изящная… Тьфу! Бану Хитроумная! – и будет с нее!
И ведь этот трухлявый белобрысый тюфяк Сабир с готовностью борзой побежит же выполнять любые просьбы дочери! Выдвигать требования с их стороны неразумно…
Как ни крути, на брак согласиться стоило – другого шанса породниться с пурпурным волком может не представиться, а уж он, Яфур Каамал, сумеет придумать, как развернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу.
Сабир зашел в шатер. Бану была собранна и готова. Только в глазах отражалось такое немыслимое отчаяние, что отцу как никогда стало жаль дочь. Он протянул к ней руки и с заботой сказал:
– Я не должен был настаивать на этом решении. Нам совсем не удалось побыть вместе.
– Теперь поздно что-то менять, – отозвалась Бану. – Ряды не забудут и не умолкнут, если танская семья будет брать назад каждое сказанное во всеуслышание слово. Хватило того, что мой прилюдный выбор пришлось выдать за глупость.
– Не говори так, Бану, – через силу улыбнулся тан.
– Но, по крайней мере, мне это смогли единожды спустить с рук, найдя тысячу оправданий: я слишком юна, я всю жизнь среди мечей, откуда мне знать о делах такого рода? Да и выросла я там, где, наверное, брошенный к ногам пояс означает признание победы или равенство, но точно не брачное предложение. И потом, я просто Мать лагерей. Ты таких привилегий лишен, отец.
Бану говорила не скрываясь, печально. Сидя на походном стуле, ссутулив спину, упавшим голосом. Ни тени радости в лице.
Сабир не выдержал – подошел к дочери вплотную, прижал к груди ее голову, поцеловал в волосы и вскинул лицо, широко раскрыв покрасневшие глаза.
– Не такой должна была быть твоя свадьба.
И не сейчас, согласилась Бану.
– Надо идти, – тихо ответила девушка, коснувшись руки отца.
Тот только крепче сжал объятия. Бану на миг показалось, что это вообще захват.
Склонившись к голове Бану, мужчина горячо признался, что ничего дороже ее в его жизни нет.
Жрецы освятили новоявленное супружество двух чужих, почти незнакомых людей прямо здесь, в военном лагере.
Если бы Бансабиру попросили описать новоявленного мужа, пожалуй, «никакой» было бы лучшей характеристикой. Роста среднего, ни блондин, ни брюнет, глаза почти бесцветные, широкий тупой подбородок безволен, когда говорит – мямлит. Ничего общего с дерзким и – нельзя отрицать – решительным Этером. Природа, очевидно, поделила от щедрот своих между братьями неравно.
В постели Нер представлял собой нечто столь же унылое: вскарабкался на Бану, попыхтел, быстро закончил, перевалился на спину и засопел.
Убедившись, что муж спит, Бансабира поднялась и вышла на воздух. Брак был консумирован – для подтверждения близкие родичи и приближенные могли находиться за дверью или – в данном случае – за пологом. Сейчас здесь сидели Сабир, Русса, Этер и, как ни странно, Гобрий с Гистаспом.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросил тан.
– Разумеется, – непроницаемо ответила дочь. – Однако спать я предпочитаю в своем шатре. Не проводишь меня, брат? – перевела глаза.
