Эданы Ниитас самим своим появлением на свет? – Бансабира бросила на дядю краткий взгляд исподлобья.
– Твой брат? Мать ты уже называешь Эданой Ниитас, значит, а какого-то выродка – братом? Да ты его видела хоть раз?!
– А какое это имеет значение, если он – мой брат? – спросила танша. Поскольку говорила Бану в обычной, совершенно невыразительной манере, лукавит она или искренна, было не разобрать. Ниитасам оставалось только доверяться ее убедительности.
– Тогда какое имеет значение, что ты, – прошипел Энум, – его сестра? Какое это имеет значение, если ты – помеха?
– Такое, что, если умру я, на вас ополчится весь Пурпурный дом, а с ним и Лазурный. А если умрет ребенок, которого я ношу, вмешаются еще и Каамалы и, скорее всего, Раггары с ними. Впрочем, учитывая, что Раггары кроме Серебряного дома находятся в альянсе еще и с вами, и с Дайхаттами, и с Шаутами, трудно сказать, что именно они предпримут. Но, по существу, сил разъяренного севера вполне хватит, чтобы напомнить вам, что с парламентерами обращаются вежливо.
Как ни крути, а доля истины тут есть, нехотя признал Иден. Сабир Яввуз не зря получил прозвище Свирепый, а его отношение к дочери только за последний год стало притчей во языцех.
Прошло еще немного времени, прежде чем, не выдержав, глава дома Ниитас взял слово. Сообразил наконец, как именно обо всем договориться, одновременно подумали и Гистасп, и Бану.
– Хм-хм-хм, – протянул тан, вставая с места. – Ты очень свободно распоряжаешься судьбой сводного брата, внученька. Да, очень свободно. Но есть ли у тебя право говорить от лица Сабира Свирепого?
– От лица Сабира Свирепого – нет. А от лица Пурпурного дома – есть. Я ведь такая же защитница, как и ты, дедушка.
– Н-да, вот как… вот как… Тогда, думаю, в договор надо внести несколько условностей, верно, да?
– Верно, пригласи своих лаванов – договоренность должна быть не только достигнута, но и записана.
Иден сразу оценил деловой подход, а вот Энум опять взъелся – зачем отец ведет дела с той, которая сама пришла к ним с прошением, а теперь не доверяет честному слову танов Ниитасов?
Договор скреплял дома Яввуз и Ниитас альянсом так называемого ограниченного действия. Когда старшая девочка в младшем поколении Ниитасов по достижении брачного возраста окажется в браке с Адаром, ахтанатом Пурпурного дома, союз будет скреплен в привычном виде. Однако пока что Ниитасы всего лишь предоставляли право свободного перемещения на их землях сроком, не превышающим двух месяцев, без причинения вреда местному населению и исключительно пятитысячной армии Бану, которую ведет или она сама, или командующие, подчиняющиеся напрямую ей и не связанные с таном Сабиром. Бансабира сочла обязательным уточнить, что может пересекать земли деда любое количество раз. А Иден внес обязательным правилом то, что ни под каким предлогом пятитысячная орда не должна оказаться под стенами его чертога.
Только глубоко за полночь того дня Бансабира и Иден, удостоверившись в том, что все учтено и записано, смогли облегченно вздохнуть – разумеется, мысленно – и поставить подпись на пергаменте и оттиск в остывающем сургуче.
Бану едва отложила перо, когда в зал ворвался стражник и возвестил:
– МОЙ ТАН! ПУРПУРНЫЕ У ВОРОТ!
Зал замер, не сводя глаз с вестника. Бану показалось, что она оглохла: не доносилось ни звука. Время остановилось, и Бансабира даже не заметила, как те, кто прежде вместе с ней смотрел на посланца, надеясь, что он ошибся, теперь смотрели на нее. Иден пялился на внучку открыто, округлив глаза, и даже Гистасп теперь не усмехался.
В оглушительно звенящей тишине раздался пронзительный возглас:
– ТАК ВОТ ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛА?! – заверещал Энум. – Сама тут убеждаешь нас в мирных целях, а на деле только ждала, когда нас возьмут в кольцо твои солдаты?! АХ ТЫ ДРЯНЬ!
Гистасп выхватил меч, на мгновение опережая Ниима и Одхана. Бану просто села на место и сложила нещадно трясущиеся руки на коленях. Кто-то что-то закричал, заставляя Бану схватиться за голову, потом за живот, а потом сползти со стула вниз, едва удерживаясь за столешницу…
Каким образом она открыла глаза в отведенном покое, Бану не поняла. Но судя по тому, что рядом сидел Гистасп, все обошлось и, скорее всего, все живы. Прочтя в лице госпожи невиданное замешательство, Гистасп пояснил, что почти сразу прибыл еще один гонец, сообщивший, что пурпурные выставили по всему периметру лагеря белые флаги. Однако ситуация в высшей степени напряженная. Иден велел взять под стражу прибывших командиров Бану, потому что «так недвусмысленно нарушить соглашение, которое едва успели подписать, недостойно дочери Пурпурного дома». Энум даже порывался разорвать бумагу, но Иден присмирил сына, убедив не рубить с плеча.
Командиры и старшие офицеры Бану, назначив замены, сдались Ниитасам, войдя в замок, и сейчас содержались под надзором. Теперь все ожидали только того, когда Бансабира придет в себя и предпримет хоть что-нибудь.
Что-нибудь, что определит все.
Бану вновь схватилась за виски.
– Ты видел кого-нибудь? Ты что-нибудь знаешь? Что произошло?
Гистасп кивнул:
