Губу закусила до крови – еще не хватало расплакаться здесь. Бессильная злоба на себя, на этот проклятый живот, на собственную немощь – да на все! – задушила Бану свинцовым комом в горле. Чего бы ей ни стоило, она поднимется в это чертово седло! Бансабира вновь сжала зубы, подивившись, что те не раскрошились, повторно попыталась поднять ногу, но чья-то мягкая рука остановила. Бану перевела глаза – рядом стоял Гистасп. И когда успел спешиться?!
– Не нужно, госпожа. Я вам помогу.
Ей не нужна их жалость, отмахнулась Бану, все еще сжимая челюсти и невидящими глазами глядя перед собой.
– Уйди, Гистасп, – процедила сквозь стиснутые зубы. Однако мужчина даже не думал уходить. Видно же, насколько ей больно, и явно болит не только тело, сообразил командир. Но выбора нет.
– Я помогу, – с нажимом произнес он, наклоняясь и подставляя под танское колено сложенные ладонь в ладонь руки.
Бансабира по-прежнему медлила.
– Госпожа, либо вы воспользуетесь помощью командира, либо я просто засуну вас в седло, – подал голос Раду.
Только сейчас Бану посмотрела на них всех. Судя по посадке, не один Гистасп кинулся спешиваться минутой раньше. Просто сделал это первым, и остальные остались в седлах.
Бансабира попыталась придать лицу бесстрастное и немного высокомерное выражение:
– Какой ты стал наглый, – а потом оперлась коленом в руки усмехнувшегося Гистаспа и почувствовала, как поднимается над конем, крепко держась за луку.
Когда все наконец оказались верхом и шагом двинули коней, Бану расправила плечи. Щеки все еще горели, и, видя это, Гистасп всеми силами прятал от танши улыбку.
Глава 7
В столице Архона Аэлантисе, на восточном континенте, жена Агравейна Ришильда Тандарион мучилась в родах. Свекор роженицы, король Удгар, вошел в покои сына, куда доносились крики несчастной, и спросил:
– Есть новости?
– Никаких.
– В таком случае я посижу с тобой. – И король с неким довольством провалился в кресло.
– К чему это?
– Я бы хотел обсудить с тобой один вопрос. За делами время проходит быстрее.
Агравейн, в котором сейчас вряд ли бы кто признал великого Железногривого богатыря, устало перевел глаза на отца:
– Новости с запада?
– Адани просит помощи в войне с Орсом.
– Они никак не уймутся?
– Они никогда не уймутся, сын, покуда река Антейн не изменит себе и не потечет одесную Великого моря. Так, по крайней мере, болтают на всех углах. – Король отмахнулся и потер живот.
Агравейн мысленно цокнул: река Антейн! При чем тут несчастная судоходка, если Орс и Адани издавна спорят за серебряные рудники на границе территорий? Агравейн ненавидел лицемерие, и больше всего в надвигающейся королевской участи его раздражала необходимость мириться с таковым.
– И какой смысл им потворствовать? Чтобы потом вечность иметь врагом Орс?
– Орс – самый сильный христианский улей из всех. Если его не растрясти сейчас, то вскоре даже мы завязнем в медовых сотах, собранных жалящими гадами.
– Я считал пчел тружениками.
– Верно, они куда полезней христианских священников.
– Ты пришел поговорить о священниках?
Раздался очередной пронзительный вопль, и через несколько мгновений мужчины уловили за дверью скорые женские шаги. Это служанка торопилась в нижние помещения за горячей водой…
– Мы говорим о войне Орса и Адани, – сдержанно напомнил Удгар. – Твое мнение?
– Я его уже высказал.
– Несмотря на то что я прав? Агравейн, – настойчиво позвал король, – как будущий правитель ты обязан глубже рассматривать обстоятельства, прежде чем…
– Отец, я с готовностью выслушаю твои наставления в том случае, если ты в ответ отбросишь свое лицемерие и перестанешь делать вид, будто тебя интересует мое мнение, – с тенью улыбки перебил принц.
– Я не вечен, – почти обреченно вздохнул Удгар.
