Похоже, я заснул, так и не успев до конца проснуться.
Повторное пробуждение было куда жёстче предыдущего. В первое мгновение я решил, что горю.
— Тише-тише! — подскочил ко мне тощий дед, закутанный в тряпьё. — Не шевелись. Лежи.
— Дьявол!!! Что со мной?!
— Ты весь отмороженный.
— Да, мне такое уже говорили, — я пригляделся. — Постой. Ты же…
— Альберт, — ощерился дед наполовину заполненными дёснами.
— Точно. Как я здесь оказался?
— Это всё кот. Большой кот, пушистый.
— Что ты несёшь? Какой кот? Дьявол! Почему так больно?
— Ты весь во льду был. Кожа волдырями пошла, местами почернела даже. А сейчас оттаял чуток и распух. Альбертик думал, помрёшь. И руки у тебя сломаны. Альбертик вот досочки к ним приладил, как в книжке нарисовано, чтобы срастались. Лучше не двигайся. А то опять кричать будешь. Альбертик такого не любит, — умалишённый закрыл уши ладонями и поморщился. — Голова болит от такого. У Альбертика с голоду всегда голова болит. А от шума того гляди треснет. Но Альбертик это поправит, — старик перестал гримасничать и, щерясь, подковылял к печке. — Супец, — ткнул он пальцем в стоящий на огне котелок. — Из зайца. Это кот утром принёс. Хороший кот. Отдам ему кости. Он и тебя принёс. Но не дал… Эх-хе… хе-хе-хе.
Снаружи раздался скрежет, будто кто-то дерёт доски когтями.
— А вот и он, нагулялся уже, — Альбертик поднялся по ступенькам и открыл дверь. — Супец почуял? Ну, заходи. Скоро обедать будем.
В берлогу вместе с холодом и облаком снега, звеня примёрзшими к шерсти ледышками, ввалилось лохматое существо.
— Красавчик! — я, пересиливая боль, приподнялся на локте.
— Кто? — растеряно улыбнулся Альбертик.
— Где же ты, скотина, пропадал?
— Э-э… Он погулять ходил. Он всегда так…
Блудный питомец прыгнул ко мне и лизнул в лицо, едва не содрав обмороженную кожу шершавым языком.
— Так вы знакомы? — промямлил старик.
— Давно я здесь?
— Ну… это… — поставил мой вопрос старика в тупик.
— День, два?
— Вчера был, — начал загибать Альбертик пальцы, — позавчера был, за день до того был, за день до того, как до того…
— Ясно. Можешь не продолжать.
— У Альбертика с памятью-то не очень, — виновато пожал старик плечами. — Бывает, выйдет Альбертик из дому, а зачем вышел — не помнит, ну и обратно. А потом, глядь, в штаны напустил. Пописать, значит, собирался. Мамуля ругает…
— Из дому, чтоб поссать? Заведи себе парашу.
— Так это ж по теплу. Правда, забывает иногда Альбертик, как там, снаружи. Однажды вот спросонья пошёл по большой нужде, да и отморозил себе всё. Во, глянь — потянулся он к ширинке.
— Избавь, — отвернулся я, но тут же, терзаемый внезапным приступом паники, приподнялся на локтях и откинул одеяло. — Фух.
— Цел вроде, — подтвердил мой диагноз Альбертик. — Покраснел только.
— Что с Убежищем? — снова упал я на скрученное тряпьё, заменяющее мне подушку.
— Нет-нет-нет, — замотал дед башкой, съёжившись, будто его собираются побить.
— Что "нет"?
— Альбертик не ходит к Убежищу. Больше нет. Мамуля сердится. Мамуля говорит, что плохие люди из Карпинска крутятся у входа, и даже… — старик на полусогнутых подковылял ко мне и зловеще прошипел в ухо: — И даже внутри. Да-да-да. Ворота открыты. В Убежище что-то случилось. Что-то плохое. Плохие люди выносят оттуда мертвецов! Я сам видел! Ой! — прикрыл Альбертик рот ладонью и затараторил, озираясь: — Прости мамуля, прости меня. Я случайно там… Совсем недолго, только одним глазком. Прости-прости.
— Кто они такие?
— А? — прервал старик сеанс общения с духом усопшей мамаши.
— Плохие люди из Карпинска. Кто они?
