— Просто люди, — пожал Альбертик плечами. — Которые едят других людей. Если смогут поймать.
— Их много?
— Альбертик не знает, — попытался он съехать с темы. — Не спрашивай про них. Они плохие. Мамуля не разрешает…
— Она не слышит тебя.
— Что?
— Твоя мамаша отдала концы полвека назад.
— Нет, — нервно ощерился Альбертик. — Зачем ты так говоришь? Это неправда.
— Последняя запись в её дневнике от ноября. Она ведь умерла зимой, да? А ты — совсем пацан. Нихера не умеешь. Без жратвы. Один, с трупом в землянке. Как ты поступил с ней, дружище? В жизни не поверю, что сумел вытащить наверх и похоронить. По крайней мере, целиком. Ты разрубил её, да?
— Замолчи, — прошипел Альбертик, попятившись в дальний угол.
— Разрубил топором, как свиную тушу.
— Замолчи, — обхватил он голову руками.
— Она ещё не успела стухнуть. Только небольшой душок. О… Так много мяса. А ты так голоден. Безумно голоден.
Альбертик сел и зажал голову между согнутых коленей.
— Замолчи-замолчи-замолчи…
— Я не виню тебя. Я всё понимаю. Но ты должен признать, что мамули больше нет. И это не твоя вина. Просто, так вышло.
Плечи старика затряслись от всхлипов.
— Знаешь, — продолжил я, — думаю, она бы одобрила твоё решение. Уверен, что одобрила бы. Это тебя спасло. А что может быть важнее для матери, чем жизнь своего ребёнка?
Альбертик не выдержал испытания жалостью и зарыдал в голос. А когда взял себя в руки и успокоился, начал говорить. Обо всём, не затыкаясь.
Из безудержного потока слов удалось выяснить, что квартирующие в Карпинске людоеды вовсе не местные, а пришлая лет пять назад банда, свихнувшаяся в полном составе на творящихся в этом городе странностях. Народу там — человек сорок. Сейчас уже за вычетом дюжины. А заправляет ими некая старуха, известная в банде как Чёрная Анна. Старуха, судя по всему, реально древняя, потому что даже Альбертик, отнюдь не вчера родившийся, называл её старой каргой. Анна, по его словам, была кем-то вроде колдуньи, если я верно помню обширно цитируемую моим информатором сказку о Бабе Яге, и могла управлять мороком. Но самое главное, что мне удалось выяснить, так это то, что банда Чёрной Анны частенько совершает набеги на окрестные поселения, в том числе и на Березники с Соликамском. А из этого следует, что у них есть транспорт.
— Ты видел у них машины? — спросил я Альбертика, когда тот приготовился присесть мне на уши с очередной историей о своём моральном разложении.
— Машины? Нет, не видел. Но слышал. Звук мотора. Когда твой друг Ткач проезжал по этой дороге, Альбертик как раз решил, что это они, и спрятался. Потому что, знаешь, если они поймают Альбертика…
— Да-да, я помню. Спустят с тебя шкуру, выпотрошат и засунут в кипящий котёл.
— Нет-нет-нет, — помотал головой Альбертик, возмущённый моим неточным пересказом. — Сначала засунут в кипящий котёл, а уж потом выпотрошат!
— Как скажешь.
— Это не шутки, — испуганно округлил старик глаза. — Ты не видел, что они делали с разведчиками из Убежища. А Альбертик видел. Хуже этого ничего быть не может.
— Может. Поверь.
— Хуже, чем свариться живьём?!
— Ну, подумай сам. Сколько ты протянешь в кипящем котле, да ещё со спущенной шкурой? Минуты. Я на месте плохих людей предпочёл бы запечь тебя в шкурах.
— Как это? — выдохнул Альбертик.
— Ничего сложного. Берётся один связанный старикан, две больших шкуры, большая игла, жилы и верёвка. Шкуры кладутся крест-накрест, старикан сажается в центр. Шкуры сшиваются жилами промеж собою. Нужно сделать так, чтобы башка начинки наружу торчала, но больших дыр между шеей и шкурами не было. Получается этакий кожаный кувшин. Вся эта конструкция подвешивается в метре над землёй, а снизу разводится костерок. Преимущество данного способа приготовления в том, что длится это дело несколько часов. Начинка медленно тушится в собственном соку. При чём, первый час обычно уходит на вырабатывание этого самого сока. Начинка пытается слезть с огня и раскачивает мешок, извивается там, орёт благим матом. При этом обильно потеет, опорожняет кишечник и мочевой пузырь. Ко второму часу выбивается из сил, и начинается собственно готовка. Сначала готовятся ноги,
