начинает выводить из себя. Вот в таком "веселом" расположении духа я и завалился на нашу с Ольгой хату.
— Есть будешь?
— Нет, — я с грохотом отодвинул миску со жратвой, освобождая место для оружейных причиндалов и принялся чистить свои АПБ и ВСС. Запах смазки раздражал. Никогда не замечал за собой такого. А тут еще в глаза, будто песку швырнули.
— Сгинь отсюда, — я потер веки.
Настопиздевшая Олина мордочка как-то потускнела и потеряла цвет. И не только она. Мир вокруг вдруг стал черно-белым. По стенам комнаты поползла паутина трещин, опутывая собою все от пола до потолка. Лампочка на шнуре принялась мерно раскачиваться в такт пульсирующему в ушах:
— Устал, устал, устал, устал, устал…. поспи, поспи, поспи, поспи, поспи…
— За ноги его, — произнес чей-то незнакомый голос, — голову придерживай.
— Водяры влей. Всегда помогает.
— Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец, пиздец…
Откуда-то из темного угла выскочил местный доктор и верхом на грудастой шлюхе проскакал в сторону двери. Потом вернулся и, размахивая ледорубом, наклонился ко мне.
— У меня дом горит! — улыбаясь во весь рот, сообщил он. Потом вдруг высунул огроменный, как у Красавчика, алый язык и лизнул мое лицо по диагонали от правой скулы до левого уха. Язык был теплый и влажный, но сразу после этого щеку начало сводить словно на морозе. Холод быстро проник вовнутрь и меня затрясло.
Что это? Приехал Кол что ли? Отбегался? Правда, пиздец что ли? Бля! А еще эти мудаки в рясах говорили, что гореть мне в аду. Какое там! А если это рай, то почему здесь так холодно?
Стало темно и только где-то вдали справа вращались огоньки алмазов, сверкающих от невидимого источника света. Они медленно приближались, превращаясь в волчьи глаза.
— Здесь. Никто. В горы. Не ходит, — зашептали из темноты, — отговорите вашего друга, если не желаете ему смерти.
— ВОООООН!!!
Глава 11
— Вставай, пойдем, — я схватил ее тонкие, почти прозрачные пальцы, боясь сжать их слишком сильно, а она не пошла даже, а словно поплыла вверх по тропинке меж двух холмов, укрытых зеленым плащом тайги. Все, как я люблю: блондинка, фигуристая, но не сисястая. Только лица не разглядеть. Жаркое солнце рассыпается в мелких кудряшках ослепительным нимбом, заставляющим щуриться и утирать слезу.
Шли в гору, но легко и быстро. Она чуть впереди, что позволяло мне любоваться ее такими манящими округлостями. Однако долго я этой херней заниматься не собирался. Вот сейчас будет поляна с мягкой травкой, завалю и отдеру, как сидорову козу.
Я ускорил шаг и…
— Олька-а-а. О-о-ольк, гляди, батяня-то твой оклемался, — толстенная, в три обхвата, баба, сидя на телеге, продолжала орать, сложив ладони рупором, — совсем оклемался, — добавила она уже тише, глядя на мой хер, натянувший кальсоны, который, впрочем, тут же расслабился, реагируя так на бесформенное, да еще и усатое уебище, восседающее на мешке с капустой.
Я огляделся. Тот самый поселок звероводов, в котором Ткач покрошил всю семейку моей малолетней заказчицы. Один из четырех ныне пустующих бараков уже разобрали на дрова. Слева за частоколом уцелевшая в переделке малышня гнет спину на небольшом огороде, а дальше… Дальше огненно- желтый, начинающий уже облетать лес.
Какого хуя? Вот только что же была весна. Снег уже совсем было собрался явить миру говно и осенние трупы, и на тебе — скоро опять "белые мухи" налетят и на то и на другое. Как так?
Во двор стремглав влетела Ольга.
— Батяня? — я посмотрел на нее. В ответ дитятко пожало плечами и оттопырило нижнюю губу.
— Пошли в дом. Тебе лечь надо, — Ольга потянула меня к крыльцу.
— Это чего я семь месяцев валялся? — меня продолжала удивлять окружающая действительность, напоминающая последние октябрьские деньки.
— Пять. И ты иногда вставал и сам с собой разговаривал. Федор хотел тебя в лес отвезти и оставить, но я не разрешила, — Ольга приняла важный вид, уперев испачканные в земле руки в бока.
— Кто такой Федор?
