— Единственного, кого при определенных обстоятельствах можно было бы назвать моим "папой", давно сожрали трупные черви.
— Но имя-то у тебя есть?
— Еще скажи, что ты его не знаешь.
— Я многое о тебе знаю, а вот имени — нет.
— Зови меня Андреем, — я хотел еще добавить "детка", но вовремя прикусил язык.
— Эндрю. Хм. У меня тоже не стало папы, когда я была совсем маленькой и его тоже звали Эндрю. А меня зовут Саманта, но ты можешь называть просто Сэм. Пойдем, покажу тебе отца — она взяла меня за руку и потащила к боковой двери, которую я заприметил еще в самом начале разговора. За ней оказались не пара до зубов вооруженных охранников, а апартаменты молодой симпатичной бабы, каковой она передо мною, по сути, и предстала, в отсутствии толпы подчиненных и прочих лизоблюдов.
Небольшой коридор: слева все удобства, справа какая-то кладовка и впереди спальня, которую я принял за детскую. Вся ее обстановка говорила о том, что тут обитает скорее подросток, нежели молодая девка. И опять никакой охраны. Но при всем при этом я никак не мог отделаться от чувства, что за мной откуда-то все время наблюдают. Мне не часто приходилось корячиться под огнем снайпера, но здесь мой лоб будто жгло перекрестие его оптики.
— Вот мой фазар, — Сэм кивнула в сторону изголовья, где на большом портрете какой-то круглолицый мудак выпятил грудь и раззявил рот, выставляя напоказ свои неестественно белые зубы.
— Ноу. Это Элвис, — сказала она, заметив мой полный скептицизма взгляд, — Эндрю вот на маленькой фотографии в лодке сидит.
— Наёмник? — оценил я нешуточный прикид сидящего в не менее дорогой резиновой лодке загорелого мужика с короткой стрижкой.
— Нет. Папа был кадровым военным.
— Каким?
— Профессиональным.
— Ну, я ж и говорю — наёмник.
— Нет, — Сэм рассмеялась и нежно провела мне по плечу ладошкой. — Он служил в "Морских котиках".
— Нда… Слыхал я об отрядах и с более удачными названиями.
— СИАЛ — по первым буквам от "море", "воздух" и "земля". А вместе это слово "тюлень" или "морской котик". Спецподразделение ВМС США.
— США? — переспросил я, не сумев помешать собственному лицу сложиться в красноречивое выражение "а баба-то на всю башку ёбнутая".
— Да, понимаю, — ухмыльнулась Сэм, заставив меня переживать: "Уж не взболтнул ли я чего вслух?". — Звучит инкредибл, но это правда. Их группу забросили в Карпинск перед самой войной. Задание было — найти и обезвредить "Мёртвую руку". Так американцы называли "Периметр" — автоматическую систему нанесения ответного ядерного удара. Моему отцу тогда было двадцать пять — самый молодой в группе. Он считал участие в этой операции огромной честью. Как и все они.
— Но у них не вышло… — прошептал я, сглотнув вязкую, подсохшую в разинутом рте слюну.
— Не вышло, — кивнула Саманта. — И весь мир полетел к чёрту. Когда для выполнения поставленной задачи стало уже поздно, группа оставила почти полностью эвакуированный к тому времени Карпинск и перебралась в Соликамск. Двух десятков "морских котиков" хватило, чтобы сменить власть в стотысячном городе. Как рассказывал отец, они захватили здание городской Управы, укрепили его, организовали огневые точки, и созвали народ на площадь, чтобы сделать заявление. Связь тогда уже не работала. Ни радио, ни телевидения, ничего. Все только гадали, что же происходит. А тут двадцать американских спецназовцев в центре Соликамска! Представляешь? И капитан Метьюс объявляет о разгроме российской армии, о полной капитуляции, о переходе города под его управление. Настоящая американская оккупация! Никто и подумать не мог, что этим ребятам просто некуда возвращаться, что это — акт отчаяния. И выгорело! Им поверили. Пусть ненадолго, но этого хватило, чтобы собрать вокруг себя достаточно сил, и не отдать власть, когда всё прояснилось.
— Смелость города берёт, — припомнил я слышанную однажды поговорку.
— Отец говорил: "Иные слывут храбрецами, потому что испугались убежать". А ещё он говорил, что единственный легкий день был вчера, — Сэм грустно улыбнулась и тронула фотографию, будто человек на ней мог это почувствовать.
— Так ты получила город в наследство?
— Типа того.
— И давно?
— Семь лет.
— Ты молодо выглядишь для такого почтенного родителя, — блеснул я обходительностью.
