короля, лишив его практически всех средств влияния на внутреннюю и внешнюю политику. Дело дошло до того, что в 1877 году по инициативе Харилаоса Трикуписа, наиболее яркой фигуры греческой политики того времени, король был лишен права влиять на Национальное собрание путем выдвижения вотума недоверия премьер-министру страны.
С другой стороны, старая неприязнь греков к туркам обострилась в 1876 году, когда турки начали резню в Сербии и Болгарии. А в 1877 году, после того как Россия объявила войну Турции, Греция начала концентрировать свои войска на турецкой границе. Даже гневный окрик из Лондона не остудил греков. Тот самый Трикупис, который родился и вырос в Англии и старался ограничить власть короля, ответил на английский демарш заявлением о том, что Греция в данный момент не собирается начинать войну против Турции, но как независимое государство, она сохраняет за собой полную свободу действий. Не может греческое правительство дать и обещания удерживать от восстаний греков, проживающих во владениях Османов.
Наглый британский демарш вызвал всеобщее возмущение в Греции. Английский посланник в Афинах Стюарт оценивал английское влияние в Греции в этот момент как «весьма близкое к нулю». Вот тут-то российской дипломатии и надо было воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы перехватить инициативу и окончательно вытеснить британцев из Греции.
Но канцлер Горчаков продолжал как глухарь токовать о некоем «европейском концерте», который должен решать все конфликты в Старом Свете. Хотя руководители русской внешней политики и были готовы поддержать претензии Греции на определенные территории, но они уклонялись от подписания формального союза с Грецией, опасаясь, что это ухудшит и так достаточно сложные русско-английские отношения. Товарищ (заместитель) министра иностранных дел России Гирс заявил греческому послу в Петербурге: «Мы бы желали, чтобы Греция проявила к нам больше доверия; мы не можем заключить соглашение с вами, которое вызвало бы гнев Англии…»
Вот так, послушно заглядывая в рот Лондону, российское министерство внешних дел и завело российскую же внешнюю политику в тупик, закончившийся позором Берлинского конгресса.
Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник Антонова и адмирал Ларионов решили взять дело в свои руки. Они решили направить меня в Афины, чтобы от имени сил, разгромивших Турцию и захвативших Константинополь, начать переговоры с греческим королем и правительством об установлении постоянных контактов с руководством Югороссии. И здесь цесаревич был бы очень кстати. Формально он отправлялся в частную поездку, чтобы навестить кузину и своего старого приятеля «Фреди», с которым сдружился в Копенгагене, когда тот познакомился со своей любимой Минни.
Связавшись по рации с цесаревичем (этим современным девайсом того снабдили на «Адмирале Кузнецове»), я попросил у него аудиенции. Александр Александрович сказал, что он будет рад меня видеть.
Зайдя в уже знакомую мне гостиную, я увидел, что пребывание на флагмане эскадры не прошло для цесаревича даром. На столе у него, рядом с футляром его любимого корнета, лежал разобранный АПС — еще один подарок адмирала. Александр Александрович, заглядывая в отпечатанную для него на ксероксе инструкцию, занимался сборкой пистолета. Обстоятельный и сурьезный мужчина наш цесаревич!
Как я и предполагал, он с радостью согласился навестить своих родственников в Афинах. Правда, цесаревич поинтересовался — будет ли на то согласие государя, но я успокоил его, сказав, что сей вопрос легко уладит мой начальник, полковник Антонова. Немного знакомый с нашей бравой Ниной Викторовной, Александр Александрович понял, что возражений со стороны его царственного батюшки, скорее всего, не будет.
Немного подумав, цесаревич спросил меня:
— Александр Васильевич, а мы как будем добираться до места — по земле или по воздуху?
Похоже, что цесаревичу понравилось летать на вертолете. Я поспешил огорчить своего собеседника:
— Ваше императорское высочество, скорее всего, мы отправимся в путешествие по морю. Согласитесь, что прилетев в Афины на вертолете, мы до смерти напугаем добрых греков, после чего разговаривать о чем-либо нам будет довольно сложно. По земле добираться долго, да и опасно. Поэтому наиболее удобным, быстрым и достаточно эффектным способом передвижения будет военный корабль. Какой именно — это решит адмирал Ларионов.
— Ну что ж, корабль так корабль, — пробасил Александр Александрович. — Скажите, капитан, сколько человек я могу взять с собой?
— Ваше императорское высочество, исходя из соображений секретности, я бы посоветовал взять лишь самых надежных и близких вам офицеров. Человек пять, я думаю, будет вполне достаточно.
— Хорошо, — сказал цесаревич, — а когда мы отправляемся, и как я узнаю о времени отправления?
— Ваше императорское высочество, мы сообщим вам об этом по рации. Кстати, вчера на встрече вашего батюшки с полковником Антоновой было принято решение о том, что мы получим дом, в котором теперь будет находиться неофициальное представительство Югороссии, и о том, что будет создан радиоузел, из которого можно будет связаться с «Адмиралом Кузнецовым», Тифлисом, а со временем — и с Санкт-Петербургом. Тогда вы сможете, что называется, вживую поговорить с вашей очаровательной супругой и детками.
Услышав об этом, Александр Александрович не мог удержаться от радостной улыбки. Он был хорошим мужем и любящим отцом.
Уходящие в небо горы поросли хвойным темно-зеленым, почти черным лесом. Потому и страну эту издревле зовут Черногорией. Населена она
