– Предположение: ты не так хорошо знаешь свою расу, как думаешь.
Лещинский не ответил, только переключил фары на дальний свет да повысил передачу: впереди был пустынный отрезок шоссе. После жизни бок о бок с арсианцами, нгенами и птичниками у него выработался иммунитет к нечеловеческой логике и заморочкам, понять которые представителям другой цивилизации не под силу. Лучше не спорить, суть все равно со временем прояснится. Заперты в этом мире, как заключенные в одной камере, не сбежать. Волей-неволей приходится искать пути к взаимопониманию.
…На выходе из тоннеля они протаранили заслон из разномастных машин. Грохот при этом стоял такой, что, наверное, сам Корсиканец проснулся. Примерно через километр они бросили захромавший бульдозер в чаще укропных деревьев и продолжили путь своим ходом.
Было раннее утро, дождь прекратился. Сквозь разрывы в тучах виднелось подсвеченное алыми рассветными лучами Чертово Коромысло. На востоке, на фоне кривобоких небоскребов, словно сошедших с иллюстрации к «Хребтам безумия», растекалось золотистое зарево.
Примерно через полчаса послышался нарастающий гул турбин. На фоне низких фиолетово-черных туч флаер был незаметен; Лещинский и Тарбак поспешили спрятаться под мостом возле химзавода, на котором аборигены производили жидкий кислород для своей космонавтики.
– Он не будет долго искать, – прошептал Лещинский, прижимаясь спиной к эстакаде. – Скоро повернет на базу. Но бдительность усилят. Не исключено, что направят к северной границе пару бронеходов.
– Кого направят? – Тарбак удивленно уставился желтыми глазами на гвардейца.
– Мы так величаем ваши шагающие боевые машины. Кстати, как вы их называли сами?
– Это не имеет значения, – увильнул Тарбак. – Так, как ты сказал, – тоже хорошо.
Вдали бабахнуло. Загуляло эхо среди пустынных дворов и глухих бетонных заборов. Зазвенели стекла в окнах заводского корпуса. Осыпалась листва с чахлых укропных деревцев.
– Все, – Лещинский отвалился от эстакады. – Взял звуковой барьер над Космодромом. Можем идти дальше.
И они пошли. Вдоль трубопровода, ведущего к стартовым столам и монтажно-испытательному комплексу. Держась в тени. В считаные секунды находя укрытие при малейшем подозрительном шуме. Фронтир Колонии проходил в пяти километрах южнее, но в буферной зоне можно было напороться на патруль гвардейцев или на головорезов-хитников.
Тянулись пустыри: заросшие колючими кустарниками, замусоренные донельзя еще во времена аборигенов. В траве и среди поросших охряным мхом камней копошились угольно-черные аспиды. Насекомые, похожие на земных кузнечиков, скакали с ветки на ветку, с былинки на былинку и встревоженно стрекотали путникам вслед. Пахло пылью, сухой травой и какими-то цветами. Из жаркого марева на горизонте постепенно вырисовывался почти правильный параллелепипед монтажно-испытательного комплекса. Чуть в стороне обретала объем и осязаемость похожая на поганку башня Диспетчерской.
Лещинский на ходу подкрепился глотком воды, передал флягу Тарбаку. Чужак без всякой брезгливости припал к горлышку. Задергал хрящеватым кадыком, захлюпал лицевыми жабрами, роняя на одежду капли.
Путь к Космодрому забрал около часа. Ночная хмарь почти разошлась. По небу теперь плыли белоснежные, чуть размазанные ветрами, бушевавшими на высоте, кучевые облака. И солнце жарило беспощадно, словно в последний день. Оно то пряталось за облаками, то сияло в прорехах, заливая город расплавленной медью.
Вот и пришли…
Забор давно разрушен. Секции стоят через одну, а рядом – стена бурьяна почти такой же высоты. Конструкции ближайшего стартового стола едва угадываются вдали. Полусферы антенн дальней связи смотрят в небо, в их оплетенных плющом чашах давно гнездятся птицы. Громада монтажно- испытательного комплекса окружена десятком строений поменьше. Там им делать нечего, им нужно к «поганке» Диспетчерской башни.
Они пробились сквозь заросли сорняка. Тарбак обзавелся уймой ссадин. Его белая, словно присыпанная пудрой голова покрылась розовыми, похожими на экзему пятнами.
– Вот теперь ты очень похож на человека, – высказался Лещинский, снова свинчивая с фляги крышку.
Тарбак ничего не ответил, только сверкнул глазами. Затем протянул Лещинскому руку, требуя, чтобы гвардеец оставил пару глотков и ему.
Массивная плита, блокировавшая вход в Диспетчерскую, была покрыта потеками и похожими на прорвавшиеся прыщи кавернами. Почуяв присутствие живых существ, сейчас же из воздуха соткалось «привидение».
Тарбак прошел сквозь него и положил ладонь на плиту.
– Пробовали вскрыть лазером? – Палец без ногтя скользнул вдоль глубокого шрама на металлической поверхности. – Не самое умное решение.
Лещинский пожал плечами. Поглаживая небритый подбородок, он рассматривал башню.
Высокая, метров двадцать высотой. Венчавший ее купол был сделан из затемненного плексигласа. Снизу купол подпирали фермы, на которых располагались прожектора и антенны.
Когда гвардейцы не смогли прожечь вход в башню, последовало предложение высадиться на купол из флаера и вскрыть плексиглас. Но Корсиканец был в тот день не в духе, поэтому он лишь махнул на затею рукой. «Над нами столько всякой хрени крутится, – сказал он. – Лучше не лезть своими грязными лапами в чужой космос».
