— Посмотри на это.
Моя мама выхватила конверт из моих рук, вырвала бумагу изнутри и прочитала. Затем она посмотрела на меня с темным выражением.
— Где ты это достала?
Ой-ой.
— Это секрет. И в любом случае это не важно.
Мойра поджала губы.
Люди начали входить в комнату, и я быстро вытерла слезы рукавом рубашки. К сожалению, нельзя было скрыть отечность моих щек.
— Верни, — сказала я.
— Я так не думаю.
— Это
Мама покачала головой с упрямым выражением лица, и я знала, что это не хорошо, только если я не захочу драться с ней. Так или иначе, я не думаю, что это решение было бы очень хорошим. Не говоря уже о полном подавлении, когда я потеряла мое лицо.
— Я надеюсь, что ты не накажешь меня за это, — сказала она стальным голосом. — Учитывая, что ты веришь, что я
Я сглотнула, не уверенная, чувствовала ли я себя виновной или же свободной. И также я не была уверенна, разговаривать ли с ней теперь
20. Гробница
К пятнице я поняла, что моя мама имела в виду, когда говорила никогда не говорить с ней. Она даже не смотрела на меня во время моих уроков псионики. Я сказала себе, что это не волнует меня, хотя было трудно не задавать вопросов. Особенно когда я поняла, что она была довольно хорошей учительницей. Хотя не было особого смысла поднимать руку на уроке. Не тогда, когда учитель притворялся, что я не существую. Я превратилась из ошибки в пустое место.
Хуже всего то, что я все еще не знала, была она невиновна или нет. Она ни разу точно не сказала, что не была в туннелях. Может быть, она и взорвалась в ответ на мои обвинения, но я не могу сказать, был ли это праведный гнев, вина или просто хорошая актерская игра.
Потом был обмен с Калпеппером. Я дважды приходила на урок пораньше, надеясь снова порыться в ее сумочке, но она прекратила оставлять свои вещи без присмотра. Следующим шагом будет обыск ее дома, но я не знала, переехала ли она в один из преподавательских домов теперь, когда стала учителем, или все еще живет в своей квартире в Прибрежном Переулке. Довольно печально не знать, где живет моя мать, но, учитывая нынешнее состояние наших отношений, это не удивительно.
Я хотела спросить Пола, что он думает о поведении моей матери, но каждый раз, когда я видела его или говорила с ним по телефону, все заканчивалось тем, что разговаривали мы о других вещах — вещах, которые заставляли меня чувствовать покалывание внутри и еще больше желать нашего следующего свидания.
Я хотела рассказать Селене, но боялась ее реакции. А если она скажет мне идти к шерифу? Я определенно не была готова рассказать полиции о моих подозрениях насчет матери, которые, к тому же, были без веских доказательств.