— Премного благодарен, мессир, — Алекс щёлкнул каблуками и резко кивнул, демонстрируя строевой знак уважения. До тошноты не хотелось прощаться за руку.
— Не стоит… Синьоры, не нужна ли помощь? Деньги на дорогу, документы?
— Не нужно беспокоиться…
Иана резко перебила спутника.
— Право, неудобно, но мы оказались жертвами грабежа. Десять золотых крон нас бы весьма выручили.
Через три минуты после этих слов за ними захлопнулась массивная дверь домашней крепости. Алекс приподнял воротник, Иана не постеснялась достать плащ с капюшоном, заботливо сбережённый на всякий случай, и не побрезговала набросить его поверх шубы, укрывая голову от зимнего ветра.
— Взять деньги от ламбрийца тебе бы не позволила честь?
— Я вообще поражён его щедрости. А по сути — он теперь такой же наш враг, как и всякий, в ком имеется хотя бы капля ламбрийской крови, поэтому полученные средства можно приравнять к трофею. Тем более золото отсчитал не из любви, не решился нас убить и рад был избавиться любой ценой.
Что-то в этой тираде сильно расстроило Иану, но выяснять некогда. Она постаралась скрыть чувства, деловито спросила:
— На вокзал?
Алекс подхватил её баул. Если Иана остаётся в шубе, они перестали смотреться супругами. Скорее госпожа и лакей, нагруженный багажом.
— Боюсь — нет. Смотрели на нас без любви. До ближайшей станции доберёмся по обычной дороге, — Алекс замахал руками, увидев проезжающие открытые сани с бородатым мужиком на передке. — Договорись с ним отвезти в сторону тракта на Арадейс.
— Как назло, не удосужилась узнать названия деревушек в ту сторону… Ладно!
Крестьянин не думал удивляться, отчего госпожа заказала столь странный маршрут, а её спутник переминался с ноги на ногу и отреагировал только на приказ садиться, словно на голову убогий. Сельчанам, промышляющим извозом, трудно тягаться с атенскими ловкачами, у которых и лошади, и экипажи много лучше. Оттого любой пассажир с деньгами — в радость.
Устроившись сзади, Алекс принялся рассматривать вражескую столицу. На Леонидию она категорически не похожа.
Улицы проложены с размахом неслыханным — уместился бы ещё ряд домов. И между домами приличные просветы, многие отделены высоким забором, как и резиденция мессира Паллы, зато этажность ниже — двух-, от силы трёхэтажные дома.
Улицы освещены замечательно, ещё и почищены от снега, оставлен лишь тонкий слой для санных полозьев. Новый Год чувствуется: дома в шишечных гирляндах, лентах, в изображениях Святого Йохана.
Народу на улицах много, а в небе — никого.
Заметно, что даже горькие простолюдины одеты пристойнее, чем обыватели в Леонидии, не говоря уж об икарийских северных городках.
Мост через реку не каменный, а подвесной на железных канатах.
Стражники на лошадях спокойные, упитанные. Очевидно — работы у них не много.
Уличные скоморохи, играющие и поющие, невзирая на лёгкий мороз. Кучки зрителей и зевак, смеющихся от фиглярства артистов.
То, что не увидели из вагона: обширные промышленные пригороды, лес заводских труб. Широкая дорога меж фабричных стен отняла часа два.
Другая страна, другая жизнь. И ничего в ней враждебного, пока не начнётся война. Пока эти спокойные люди не наденут серые суконные шинели и не сядут в пароходы, готовые к походу на запад. Убивать икарийцев и умирать, чтобы торговый баланс между империей и королевством сместился в сторону, выгодную другой группе ламбрийских пэров.
Глава шестнадцатая
— Всевышний! Что же ты натворил…
Алекс впервые увидел слезу на её лице. А потом и выражение откровенной ненависти в глазах. Отвернувшись от обвиняющего взгляда, вытер клинок и сунул в ножны.
— Синьорина! Нравится вам или нет, я доставлю вас к побережью, даже если придётся вырезать всех грудных младенцев Ламбрии. Потрудитесь придержать дверь.
— А с ними что будет?
Жена… теперь уже вдова мужчины, чьё тело лежит на полу кареты, испуганно прижала к себе дочь лет десяти. Та смотрит с ненавистью и без влаги на глазах. Похоже, пытается запомнить лица: вырасту — найду.
— Для верности нужно их… Дьявол! Рука не поднимается. Часа два пешком в обратном направлении — и они вернутся в село.
