подвергался ей не меньше любого другого жителя метро, правду говорят даже закоренелые лгуны.
– Когда отправляемся?
– Прямо сейчас. Я и так потратил кучу времени на разговоры с тобой. Не хватало еще, чтобы червь добрался до Пифии прежде, чем мы будем к этому готовы.
Стратег нахмурился. Но нарочитая угрюмость не скрыла от Гончей его чувства облегчения. Значит, несмотря на свое красноречие, он не исключал ее отказа или готовился к более длительному словесному поединку.
Комната совсем не походила на ту, где жила Майка в подземном бункере. Она меньше и гораздо темнее. Никакой мебели здесь не имелось. Кровать заменяло невиданное прежде Майкой приспособление – подвешенная на растяжках свиная шкура, называющаяся
Стратег, видимо, рассчитывал, что она будет на одном из них сидеть, а на другом рисовать, даже передал через злого доктора, которому поручил следить за Майкой, толстую тетрадь и три карандаша: черный, синий и красный. Но Майка только ела за ящиком-столом и вообще не рисовала – тетрадь так и валялась нетронутой. Не рисовала, потому что боялась увидеть на бумаге то, что все последние дни постоянно преследовало ее в кошмарных видениях.
«Есть предел боли, которую можно вытерпеть», – сказала однажды женщина-кошка. Она сказала это много дней назад про себя, а Майка услышала только теперь, потому что тогда считала женщину-кошку чужой и не умела читать ее мысли.
Женщине-кошке было очень больно, когда ее пытали. Но не только раны причиняют боль, слова и видения тоже. Майка чувствовала, что если изобразит свои кошмары на бумаге, они станут еще реальнее, и тогда ее сердце может просто разорваться от ужаса.
Если бы мама сейчас была рядом! Мама бы поняла ее, пожалела, и ей сразу бы стало легче. Но мамы нет! Злые люди заперли ее в каком-то подвале, а Майку доктор увез на дрезине далеко-далеко от нее, на незнакомую станцию, и там посадил под замок в комнату с гамаком.
Первое время Майка жутко боялась злого доктора, она хорошо помнила, как он хотел убить ее и маму, но вскоре сообразила, что тот ничего ей не сделает, потому что Стратег ему это запретил. Хотя доктор впервые увидел Стратега – он сам признался в этом Майке, – но боялся нарушить его приказ. По правде говоря, его положение мало отличалось от Майкиного, разница состояла в том, что доктор мог выходить на станцию. Тем не менее почти все время он проводил в комнате с Майкой, а наружу выходил лишь по необходимости, так как опасался местных жителей. А когда она спросила его, почему он их боится, ответил, что местные ненавидят
Главный начальник Рейха отправил доктора на Театральную, где его встретили люди Стратега и отвели к своему хозяину. Доктор долго объяснял Майке, что Стратег поручил ему присматривать за ней, кормить и лечить, если это потребуется. За все это, по его словам, вождь Рейха получил или должен был получить какую-то большую награду.
Слушая его, Майка в очередной раз убедилась, насколько многословны порой бывают взрослые. Вместо своего длинного, путаного рассказа доктор мог просто сказать, что начальник Рейха продал его Стратегу.
Вообще-то, ни доктор, ни его начальник, ни Стратег Майку не интересовали – только мама.
– Ты правда думаешь, что с мамой все хорошо? – в очередной раз спросила она.
Доктор улыбнулся. У него оказалась печальная улыбка и грустные глаза. С таким лицом он был не похож на того расчетливого человека, который отравил другого врача и желал смерти Майке и ее маме.
– Я в этом уверен, я же ее осматривал, – говорит доктор, и за эти слова Майка готова простить даже то, что при первой встрече он хотел ее убить. – А ты сама разве этого не чувствуешь?
Майка задумалась. Кое-что она действительно чувствовала, но кроме собственных ощущений и догадок ей важно услышать мнение того, кто разбирается в ранах и болезнях и умеет их лечить.
– Значит, сейчас мама здорова?
Но доктор ушел от прямого ответа.
– Я не обнаружил у нее переломов. Думаю, что снимок полностью подтвердил бы клиническую картину, если бы существовала техническая возможность сделать рентген головы.
Майка еще не до конца разобралась в значениях некоторых слов, которыми пользуется доктор, но общий смысл поняла и без этого – злой человек не разбил маме голову, хотя очень старался.
– Когда она меня заберет?
Доктор печально вздохнул и, как показалось Майке, виновато посмотрел на нее.
– Не уверен, что она сможет тебя забрать. Но думаю, вы скоро увидитесь. Кстати, давно хотел спросить, почему ты называешь ее мамой?
– Потому что она любит меня как мама, а я – ее.
Ответ был очень простым, но доктор почему-то все равно его не понял.
– Никогда бы не подумал, что Валькирия способна кого-то полюбить. Что в ком-то из нас еще осталось это чувство… Но если даже она…
