– Мы что, останавливаемся? – неожиданно спросила Майка, зашевелившись в ее объятиях.
Гончая огляделась. Дрезина действительно замедляла ход. Вокруг стало заметно светлее. Похоже, приближался рассвет, а Стратег сказал, что они приедут на место к рассвету. Однако ничего примечательного снаружи Гончая не заметила. Она поднялась на ноги.
Со всех сторон тянулся засыпанный снегом довольно мрачный, однообразный пейзаж: покосившиеся бетонные столбы со свисающими оборвавшимися проводами, брошенные товарные вагоны на соседнем пути, дальше какие-то приземистые постройки, склады или гаражные боксы – не разобрать, над которыми возвышалось одинокое здание постепенно разрушающейся недостроенной высотки.
Стратег с телохранителями и Палач сгрудились у лобового стекла кабины, окружив управляющего дрезиной Левшу. На что они там уставились?
– Почему баррикаду не разобрали? – спросил Стратег. Противогаз искажал интонацию, но голос определенно был недовольным.
– Их всего трое. И им запрещено покидать позицию. Приказ товарища Москвина, – ответил Палач.
Стратег покачал головой:
– Ну, раз самого Москвина.
Гончая давно подозревала, что он ни в грош не ставит руководителя Красной Линии. Впрочем, Стратег презирал всех жителей метро, некоторых терпел, а других нет. Последние, как правило, вскоре умирали.
Воспоминания не помешали Гончей протиснуться к лобовому стеклу и взглянуть на то, что заинтересовало Стратега и компанию.
Сбросившая ход дрезина медленно подъезжала к небольшой, но прочной баррикаде, возведенной чьей-то опытной рукой, вернее, под контролем специалиста. Несколько железнодорожных шпал, специально врытых под наклоном между рельсами, не позволили бы даже мощному локомотиву преодолеть эту преграду. Левша понимал это не хуже Гончей и остановил дрезину в пяти метрах от торчащих шпал.
– Что застыли? – прикрикнул на озадаченных пассажиров Стратег. – Расчищайте пути да дальше поедем. Инструменты есть?
Последний вопрос адресовался Палачу, но ответил на него одноглазый Левша. Вернее, не ответил, а молча распахнул железный ящик, на котором, как на скамье, устроились брамин с доктором. Внутри оказалась пара лопат, кирка, топор и два железных лома.
Мужчины неохотно, но все же разобрали инструменты (Палач выбрал не топор, а лом, топор достался доктору, что Гончая тоже посчитала символичным) и полезли наружу.
В кабине остались только одноглазый машинист, Стратег, который, разумеется, не стал обременять себя физической работой, и Гончая с Майкой. Не успели мужчины подойти к баррикаде, как в борт кабины что-то ударило – палка или брошенный камень, или… Но тут вскрикнула Майка, обхватив руками правую ногу. Она тут же отдернула руки и вскрикнула снова, а Гончая увидела на ее штанишках рваную дыру, а на ладошках – кровь!
Гончей все стало ясно. Удар по кабине, порванные штанишки и кровь – не могло быть никаких сомнений, что по дрезине ведется огонь. Причем с большого расстояния, если она не слышала выстрел.
Никто ничего не понял, а глухой Левша и не услышал. Он все так же смотрел на вооружившихся инструментами мужчин, замешкавшийся Стратег только начал поворачивать голову. Но Гончая не могла позволить себе медлить, когда какой-то негодяй стрелял в ее дочь!
Сорвавшись с места, она сгребла Майку в охапку, едва не вышибла дверь кабины и вместе с девочкой вывалилась на снег.
– Вагонетку с золой помнишь? Лезь под днище, заляг у колеса и не высовывайся.
Плохо, что она не заметила, откуда стреляли. Зато Майке не пришлось ничего объяснять. Девочка проворно забралась под дрезину и спряталась между колес.
Гончая упала рядом.
– Покажи ногу.
Майка показала, и у Гончей отлегло от сердца. Рана оказалась поверхностной. Пуля лишь чиркнула по ноге и содрала кожу, не задев мышцы. Можно сказать, что Майке вдвойне повезло. Тем не менее рану все равно следовало забинтовать, но аптечка дока как назло осталась в кабине, а туда еще нужно было как-то добраться.
По дрезине снова ударила пуля, и вновь Гончая не поняла, откуда стреляют. Стратег и его команда наконец сообразили, что находятся под обстрелом. Правда, не все. Брамин замешкался у баррикады, когда остальные бросились врассыпную, и вместо того, чтобы последовать за ними, лишь недоуменно крутил головой.
– Прячьтесь! Убьют! – крикнула ему Гончая, но поздно.
Так и не сдвинувшийся с места брамин вдруг выронил лопату, которую держал в руках, и опрокинулся на спину с залитым кровью лицом. Майка ахнула, взглянув на него, но ничего не сказала. А что тут скажешь?
– Не высовывайся, – предупредила ее Гончая и для верности вдавила рукой в снег.
За неимением бинтов пришлось замотать Майкину ногу скрученным полотенцем, а ей на голову снова набросить капюшон. Пока Гончая перевязывала дочь, кто-то плюхнулся на шпалы рядом с ней. Обернувшись, она увидела Стратега. Из окуляров противогаза на нее смотрели совершенно дикие глаза. Судя по такой реакции, Стратег впервые попал под обстрел. Гончей стало даже немного жаль этого самоуверенного самозваного режиссера.
– С высотки стреляют, с тринадцатого этажа, – раздался за насыпью голос Палача. – У них там огневая позиция.
