– Ты его найдешь. Здесь.
Девочка вскочила с кровати, на которой они сидели, подбежала к столу, заваленному рассыпанными цветными карандашами, и принялась что-то лихорадочно рисовать на листе бумаги. Потом она вернулась и протянула Гончей готовый рисунок, на котором изобразила ряды железных клеток, как в фашистском концлагере, только вместо пленников в клетках сидели хищные звери, а в проходе между клетками стоял вооруженный человек в камуфляже.
Хотя Гончая никогда не бывала в зверинце охотничьего полигона, где егеря держали отловленных хищников, она сразу поняла, что Майка изобразила именно его.
– Это тот человек, которого я ищу? – спросила она, указав на единственного мужчину на рисунке.
Майка кивнула.
– Да. Только…
Глаза девочки внезапно закатились, и она бы наверняка упала на пол, если бы Гончая не поймала ее. К счастью, ее обморок в этот раз длился недолго. Через несколько секунд Майка открыла глаза и испуганно забормотала:
– Он… он… Его задерут звери, когда он будет ловить их в следующий раз. Я видела! Тебе надо спешить! Скажи ему, чтобы он туда не ходил! Иначе погибнет! Пожалуйста, скажи!
– Конечно, скажу, – заверила ее Гончая. – Ты только не волнуйся.
Майка всхлипнула и отвернулась.
– Пока я сидела здесь одна и ждала тебя, мне стало очень страшно.
Одна, взаперти за железной дверью! Любой ребенок на ее месте перепугался бы. Гончая погладила Майку по голове и обняла ее.
– Чего ты испугалась, маленькая?
Девочка долго не отвечала, а когда высвободилась из объятий и направилась к столу, Гончая поняла, что ее преследовали совсем не воображаемые детские страхи.
– Вот этого, – Майка вытащила из-под лежащей на столе стопки бумаги нижний лист, сплошь покрытый беспорядочными черными каракулями.
– Что это? – удивилась Гончая.
То, что она видела перед собой, совсем не походило на все прочие Майкины рисунки. Там можно было различить людей, животных, дома или интерьеры станций, а здесь только бессмысленное нагромождение закручивающихся и пересекающихся черных линий.
– Я не знаю! – призналась Майка. – Я даже не помню, как взялась за карандаш. Но когда открыла глаза, увидела вот это.
– Можно мне? – Гончая протянула руку к рисунку. Ей вдруг показалось, что клубок каракулей начал распутываться и на листе на миг проступило то, что скрывалось за ними.
– На! – Майка поспешно сунула ей рисунок. Но наваждение, если оно и было, уже исчезло. – Порви его! Я боюсь на него смотреть.
В изображении действительно было что-то пугающее. За всеми этими наползающими друг на друга закручивающимися в спирали черными линиями скрывалась какая-то угроза. И чем дольше Гончая смотрела на рисунок, тем ощутимее (реальнее!) она становилась.
Пальцы словно сами собой сомкнулись на краю листа, но едва раздался треск разрываемой бумаги, как распахнулась входная дверь, и в комнату ворвался Стратег.
– Не сметь! – с порога закричал он и, подбежав к Гончей, выхватил у нее оба рисунка: тот, который она хотела порвать, и тот, на котором Майка изобразила егеря и клетки с отловленными зверями.
– Значит, начала рисовать. Молодец. – Стратег одобрительно взглянул на Майку, затем повернулся к Гончей и строго сказал: – Я пустил тебя сюда не для того, чтобы ты портила рисунки провидицы! Хорошенько запомни это, если хочешь снова ее увидеть.
– Пожалуйста, не наказывайте ее! Это я попросила ее порвать рисунок, – вступилась за Гончую Майка.
Стратег не обратил внимания на слова девочки. Небрежно взглянув на каракули, он заинтересовался последней Майкиной работой.
– Кто это, егерь Ганзы? – спросил он, изучая рисунок. – И ты ищешь этого человека? По собственной инициативе или новый контракт?
«Тебе-то что?» – мысленно огрызнулась Гончая, но решила не накалять обстановку еще больше.
– Контракт.
– А кто заказал?
– Брамины.
– Брамины? – удивился Стратег. – Придумали себе новую игру? Платят-то хоть хорошо?
Гончая промолчала, но он и не ожидал от нее ответа.
– Ладно, отправляйся на Пролетарскую, раз подписалась.
– Уже? – опешила Гончая. Она надеялась, что Стратег позволит ей общаться с Майкой хотя бы несколько часов.
– А чего тянуть? – усмехнулся тот. – Тем более девочка советует тебе поспешить.