Все наши ложные «сегодня»

В первые годы путешествия во времени я много думаю о родных, которые, как и я, оцепенели в миг опасности, но состояние единожды испытанной тревоги трудно поддерживать в себе столь долгий срок. Кроме того, я сделал все, что мог, и, если верить Лайонелу, ни родителям, ни сестре, ни Пенни не причинят вреда.

Однако они подвержены той же опасности, что и остальные. Все человечество балансирует на кончике длинного разделочного ножа.

Я вспоминаю о Пенни. Острая тоска по ней начинает понемногу притупляться, несмотря на мою решительность и изначальную сосредоточенность на конкретной проблеме. Постепенно я все более и более – и, пожалуй, безвозвратно – воспринимаю ее как женщину из давнего прошлого. Я хочу спасти ее, но ведь это похоже на то, как если бы я по чьей-то просьбе пожертвовал собственной жизнью ради человека, которого встретил однажды, еще будучи ребенком.

Парадоксальная ситуация. Вам бы хотелось совершить нечто героическое и помочь вашим любимым, но вы почему-то ничего не предпринимаете. Вы просто стоите столбом в темном помещении, заполненном тихим стрекотанием, и перебираете в голове смутные воспоминания.

Затем меня посещает дикая мысль. Неужели с ней, с этой женщиной, я был знаком на протяжении нескольких недель десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят лет назад? Я что, и впрямь готов за нее умереть? Нет, я надеюсь, что она в порядке, но разве сейчас это имеет значение? Есть дела и поважнее – обязательно должны быть, – в противном случае никакой подсчет секунд и минут не поможет мне удержаться в здравом рассудке.

Очевидно, я не могу позволить миру и дальше страдать в технологическом и социальном упадке лишь из-за своей эмоциональной привязанности. Пустить по неверному пути мировую цивилизацию и не позволить создать фундамент благосостояния планеты только потому, что мне нравится моя семья и наши чувства с Пенни взаимны – чудовищный эгоизм – в самом крайнем идиотическом проявлении.

И кто же из нас настоящий монстр: Лайонел, позволивший себе парочку угроз и манипуляций ради общего блага, или я, пытающийся воспротивиться своей миссии? А ведь именно моя глупость и привела к столь плачевным результатам.

Несомненно, мне некого винить, кроме себя.

Мне хватает десятилетия, чтобы избавиться от последних остатков эгоизма. Теперь я могу искренне принять предложенный мне образ действий.

Приблизительно в 2004 году меня посещает очередное озарение. Я твердо убежден, что сделаю все возможное, дабы вернуть вектор времени в правильное русло. И я вовсе не хочу мстить Лайонелу, брать реванш и спасать Пенни и моих родных.

Четырнадцать лет назад Лайонел заканчивает сборку машины времени. Она готова к испытанию.

И вот тогда я становлюсь настоящим соглядатаем. Я получаю привилегию и проклятие наблюдать за тем, как Лайонел почти сорок лет бьется над своим недоделанным изобретением. Его мастерская находится в углу подземного бункера, где расположен Двигатель. Человек, обладающий безграничными финансовыми, техническими и интеллектуальными ресурсами, сознательно предпочитает работать в помещении, смахивающем на тюремную камеру. Может, он и в курсе, что я глазею на него, но тактично не показывает мне, что осведомлен о моем присутствии. Я – точно такой же призрак, каким был в тот день 1965 года.

И какая же картина разворачивается передо мной? Неудачи. Сплошное скопище неудач. Чем дальше я погружаюсь в прошлое, тем больше провалов я вижу у Лайонела. Но лишь так и можно прийти к пониманию другого человека. Не по успехам. Не по результатам. По борьбе. Отрезок между стартом и финишной чертой является правдой жизни.

Получается, что Лайонел преподнес мне неожиданный подарок. Уважая и презирая его, пытаясь его судить и оправдывать, поражаясь его достижениям и, возможно, подготавливая его гибель, я узнал Лайонела Гоеттрейдера лучше, чем кого бы то ни было. Сгорбившись над столом, набрасывая вычисления изгрызенным желтым карандашом, переделывая оборудование, проводя моделирование на компьютере собственной сборки, он работал круглые сутки напролет. Каждый день, в будни и праздники, без выходных. Он пытался сделать нечто невероятное.

Так же, как и мой отец.

Не могу утверждать, что я прощаю отцу его равнодушное отношению ко мне, однако теперь до меня кое-что доходит. Я понимаю, почему он угрюмо сидел в своем кабинете, в лаборатории или за обеденным столом, почему часто произносил речи перед другими учеными, почему резко командовал подчиненными, игнорировал реплики матери и покидал комнату, когда я туда входил.

Он терпел неудачи.

Глядя на Лайонела, я узнал об успехе нечто новое – то, о чем не имел никакого представления, будучи сыном своего отца. Ты без устали вкалываешь, пробуешь, экспериментируешь.

И так продолжается до некоего дня в далеком будущем, который для меня является прошлым, когда полоса невезения заканчивается. Надо же!..

Это не триумф и не торжество, а обычное облегчение.

Твои неудачи в кои-то веки прекратились.

За пятьдесят лет можно многого добиться, даже не являясь участником событий.

Я думаю о том, что Диша сказала мне в заброшенном городке потерянного мира.

«Том, займись чем-нибудь. Стань кем-то. Действуй».