вторгаться в нашу жизнь и превращать нас в подозреваемых. Мы отдаем нашу свободу, потому что напуганы.
Это был хороший аргумент.
Винс кивнул.
– Нельзя защитить свободу, отказываясь от нее.
– Вот именно, – сказал Рори и снова уселся.
– А как все это связано с происходящим? – спросил Тони.
Рори посмотрел на него.
– Если в газетах пишут, что китайцы взломали нашу энергосеть, никто не беспокоится, ведь все считают, что с этим разберутся – кто-то другой. А свободу нужно защищать каждый день, начиная с личной свободы в киберпространстве. Если мы перестанем это делать, то мало-помалу лишимся тех свобод, за которые воевали наши отцы и деды.
Музыка смолкла, и в эфире зазвучал голос:
– Зрелище невероятное, я даже не знаю, как его описать…
– Мальчики, вы тут не ссоритесь? – спросила Сьюзи. Пока мы спорили, она с Элларозой на руках незаметно подошла и встала за спиной у Чака.
– Просто беседуем, – ответил я.
Чак обнял Сьюзи и потянулся, чтобы поцеловать Элларозу.
– Садитесь с нами, – сказала Сьюзи мне и Чаку. – У нас по радио обратный отсчет.
– Тысячи людей стоят на снегу, держа в руках свечи, фонари – все, что удалось найти…
Я нахмурился.
– Откуда?
Она улыбнулась.
– С Таймс-сквер, разумеется.
С бокалом в руке я подошел к диванам и втиснулся рядом с Лорен, посадив Люка на колени.
– Впервые за более чем сто лет, с тех пор как Таймс-сквер получила свое название, – продолжал радиоведущий, – в новогоднюю ночь здесь темно. Но даже если неоновые вывески погасли, огни ярко горят в сердцах жителей Нью-Йорка. Люди появляются из темноты отовсюду…
Зачарованные, мы побросали дела и затихли, глядя на музыкальный центр. За окном падали крупные снежинки, поблескивая в лучах света, выходящего из нашего убежища.
– …официальный праздник отменен, и власти просили людей не собираться, однако они все идут и идут. На снегу натянули самодельный экран, поставили генераторы…
– Запомни эту минуту, – шепнул я Люку.
– До полуночи одна минута, и толпа вдруг запела гимн нашей страны. Я постараюсь разместить микрофон…
За шумом и помехами послышалась узнаваемая мелодия «Звездно-полосатого знамени».
Это подействовало на всех. Наш гимн, из другой эпохи, когда наша страна была в осаде, из тех времен, когда она согнулась, но не сломалась. Слова протянулись сквозь время, объединяя нас с прошлым и будущим одновременно.
– …страна свободных, родина храбрецов.
Раздались аплодисменты и радостные крики.
– Десять… девять… восемь…
– Я люблю тебя, Люк. – Я сжал малыша в объятиях и поцеловал. Лорен тоже поцеловала его. – И тебя люблю, Лорен.
Я поцеловал ее, а она – меня.
– …два… один… С Новым годом!
Комната наполнилась шумом гуделок и радостными восклицаниями. Все обнимали друг друга и целовались.
– Эй! – крикнул кто-то. – Посмотрите туда!
Когда Чак тронул меня за плечо, я как раз целовал Элларозу. В дальнем углу квартиры, у окна, столпились люди. Винс помахал нам рукой.
– Свет! – заорал он, указывая на окно.
Если раньше за окном была темнота, то теперь падающие снежинки подсвечивало мягкое сияние. Я взял Люка на руки и подошел к окну.
Там горела не просто лампа или уличный фонарь – была освещена вся улица и здание напротив. С нашей стороны из-за зданий мы видели не сами огни, а только их дрожащее отражение. Подняв взгляд, я увидел, что вспыхнуло даже небо.
– Идем! – завопил Чак. – Спустимся и посмотрим!
– Я останусь с детьми, – сказала Лорен, – а ты иди.
