— Вы предупреждены, — сказал Левин, поправляя перстень. — И полностью свободны в своих действиях. Просто я дополнительно предлагаю сотрудничество по урегулированию последствий. Опыт различного рода народных противостояний в соседних странах и недавние события в нашей столице показали несостоятельность государственных сил по сдерживанию беспорядков при внутренних конфликтах. Равно как и высокую эффективность частных армий. Отставим декорации и признаем очевидный факт: вы все этими армиями располагаете. Я прошу содействия в виде силовой поддержки, когда придет время.
— А что взамен?
— Взамен ряд привилегий. Монополия на развитие вашего бизнеса — каждому из вас, кто согласится сотрудничать, благо что ваши сферы никак не пересекаются и друг другу не противоречат. Доли в патентах, касающихся технологий Зоны — как старой, так и Московской. И полное освобождение от любых налогов на протяжении десяти лет.
Снова наступила тишина, но на этот раз ее градус был куда более уютным.
— И все это взамен за сотню-другую наемников? — недоверчиво спросил молодой.
— За пару-тройку тысяч, я бы сказал, — поправил Левин. — Причем наемников, обученных… сталкерству.
— Но у вас же есть свои сталкеры.
— Вы про «Вертикаль»? — поднял брови Левин. — Забудьте. Они несостоятельны и ценности не представляют.
Решетка со скрипом отъехала в сторону. Борланд вышел из камеры, стараясь держаться ровно. Невыносимо болела шея — адаптация к новому месту проходила медленно даже на самых мелочных уровнях, вроде неудобной койки. Было бы глупо ожидать чего-то иного от тюрьмы.
— Здорово, брат, — поприветствовал его Тигран.
— Здорово. — Руки мужчин сцепились в крепком пожатии. — Где Геворг?
— В карцере до завтра. Киданули его уроды с нижнего этажа. Вилку подбросили и вертухаям настучали.
— Вы им дорогу перешли? — с участием спросил Борланд, направляясь по железным ступеням вниз.
— Нет вроде… Не знаю, чего это они. Может, войну провоцируют…
— Не поддавайтесь, — посоветовал Борланд. — Лучше сами объявите, когда будете уверены.
— Да знаю я… Слушай, тебя уже приветствовали?
— Нет.
— Странно. — Тигран сел у стены, пристально глядя на камеры нижнего уровня. — Обычно ко всем приходят.
— Может, просто не успели.
— Наверное. У тебя есть подарок для них?
— Нет. — Борланд сел рядом с армянином.
Тигран молча сунул ему в руку что-то шуршащее.
— Спрячь, — сказал он тихо. — Чтобы никто не видел.
— Чипсы? — спросил сталкер. — Ты где это достал?!
— Тише ты… Бери и отдашь им, когда придут приветствовать. Иначе побьют сильно или даже покалечат.
— Тигран, спасибо. — Борланд спрятал чипсы в карман робы. — Очень благодарен, честно.
— На «Вертикали» свои правила. Это не просто тюрьма. Заплати дань, тогда поприветствуют. Или для всех будешь отмычкой.
— Поглядим, — сказал Борланд.
«Вертикаль» оживала на глазах — сталкеры постепенно выбирались из своих камер, собираясь на небольшом пятачке нижнего уровня. С верхних балконов висели постиранные штаны и пластиковые бутылки. Назначение бутылок оставалось для Борланда загадкой, но в свете психологии обитателей камер он ничему не удивлялся. Уместны были бы пустые жестянки и палки колбасы, только за жестянку можно было попасть в карцер на месяц, а палок колбасы тут нельзя было встретить ни у кого — даже у авторитетов, которых Борланд еще и сам не встречал, но прекрасно знал, что они здесь существуют.
Сталкеры сели вдоль стен маленькими кучками, беседуя полушепотом. Громкие звуки здесь были не в моде. Если бы были разрешены костры, то можно было бы рассчитывать как минимум на один большой, поддерживаемый круглые сутки. Хотя суток на «Вертикали» не было, равно как окон, дверей или часов. Если верить ученым, в таких случаях организм постепенно перестраивается на 25-часовой режим. Однако ученым Борланд не верил так же, как и всем остальным.
— Это не тюрьма, — сказал Борланд. — Это психушка.
— Да какая разница? — уныло проговорил Тигран. — Все равно свободы нет.
— Я о том же. Зачем нас тут держать? Кому мы все нужны?
— Не вникай, Алексей. Ты сам сюда как попал?
