Глава 10
В своей жизни Анатолий Левин повидал всякое, чтобы с уверенностью утверждать, что знаком со всеми видами стресса, в первую очередь — негативного. Однако сейчас его опыт обогатился еще одним пунктом, после которого он твердо решил, что нет в мире ничего более давящего, чем мешок на голове. Особенно на своей. Особенно если твой автомобиль только что превратился в бесполезную рухлядь, а ты был внутри. Или если тебя, с трудом пережившего кошмар силового вмешательства, за одну минуту до этого лишают прав и привилегий, а минуту спустя ведут под дулом автомата в нутро бронированного грузовика. Самый страшный кошмар любого кукловода — оказаться куклой. Потому что веревочки уже есть, и всего-то надо потянуть за них с противоположной стороны. Или же обнаружить, что тебя дергали сверху с самого начала и что твои куклы — вовсе не твои. Ты был всего лишь узлом в веревочке.
Однажды Левин ради нового опыта решил посетить кремлевского психолога. Он не производил впечатления лучшего в стране, но казался вполне достаточным. Во всяком случае, те вещи, которые он говорил, имели смысл.
«У каждого из нас есть вероятность оказаться в плену у врага, — говорил почти облысевший доктор психологии, с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, словно он лично освобождал высоких персон от стресса путем впитывания их проблем в себя. — Суть не в том, чтобы молчать как партизан или, напротив, требовать признания своих прав. Самое главное в подобной ситуации — не допускать никаких фундаментальных суждений о себе и своем месте в мире. Все мы люди и поэтому уязвимы. Все мы достойны уважения по факту рождения. Никто не вправе узурпировать уважение. В плену, в тюрьме, под пытками нас пытаются убедить в простой обманной мысли: что у нас нет права уважать себя, и мы обязаны своим захватчикам, потому что от них зависит, опустить нас или приподнять. Это все чушь, призванная заставить нас идти у них на поводу. Раскрыть сведения, предать своих. Нас таким способом ставят в условия, когда наше уважение к себе перестает зависеть от нашей воли и попадает под контроль другой стороны. Но это, повторяю, обман. Уважайте себя, и тогда никто не сможет на вас надавить».
Легко сказать. В этом мире с легкостью провозглашаются любые вещи, если ты находишься за крепкими и уютными стенами. Теперь же Левин полностью утратил ощущение времени и пространства. И когда его усадили на металлический стул и сорвали мешок с головы, он мало что узнал о своем состоянии.
Комната три на три метра, лампа на потолке. Окон нет. Стены — голый бетон. Классическая темница, почти пресс-хата. Тишина. У входа стоит невозмутимый тип весьма колоритной внешности.
Левин с гримасой присмотрелся, потирая запястья. Нет, это не игра света и тени. Тип был обрит подчистую, но длина черной бороды с седыми вкраплениями с лихвой компенсировала отсутствие волос на голове, почти достигая прикрепленных к разгрузочному жилету карманов на груди, под завязку набитых запасными магазинами. Тоже деталь. Попусту такую тяжесть спецы не носят, а дилетанты не сумели бы произвести захват в центре города.
— Ты кто? — со злостью спросил Левин.
Бородатый молчал, разглядывая Анатолия с любопытством энтомолога, помышляющего о серьезном сокращении своей коллекции. Он слышал и понял вопрос, но пропустил его мимо ушей. Плохо дело. Такой ценит своих пленных еще меньше, чем стул, на который их усаживают. То ли исполнитель, то ли один из приближенных. Вот только к кому…
— Джавдет, отойди, — послышался голос снаружи. — Мы побеседуем.
Боец отошел в сторону. Только сейчас Левин понял, что он что-то жевал. То ли простую жвачку, то ли табак. Левин помрачнел еще больше. Такие вещи следовало замечать ранее. Стало быть, чувства серьезно его подводят.
В комнату вошел среднего роста мужчина с внешностью человека, чей бизнес на грани банкротства. Левин уже видел подобных ему и мог распознать безошибочно. Чаще всего их действия носили просительный характер, хотя в глазах чувствовалось напряжение дикого зверя, потерявшего когти и зубы. Затем он понял, что этого человека встречал ранее.
— Ты? — проговорил он. — Какого черта…
— Молчать! — приказал «бизнесмен». — Сиди смирно и не рыпайся.
— Я помню тебя, — продолжал Левин. — Ты приходил в ЦАЯ по поводу Новой Зоны.
— Ты даже имени моего не помнишь?
— Зачем мне вас запоминать, убогих?! — процедил Левин. — Вы вечно теснитесь штабелями, как сардины в банке, в очереди ко мне, стоите с протянутой рукой! Сами ничего не можете сделать, не умеете ни работать, ни решать вопросы по-человечески. Все вам, ублюдкам, помощь подавай! Субсидии, гранты, освобождение от налогов, крышу, войска. Что ты, государственный бомжара, сделал, чтобы я тебя запомнил?!
Левин выставил вперед руку с кулаком, демонстрируя перстень.
— Видишь это? — спросил он. — Этот перстень мне подарил Большой Человек. Таких ты, поверь, никогда не видел. А это мне дает права. И не тебе,
