кивнула.
Я то и дело отвлекалась от происходящего, теряла и без того невнятную сюжетную нить, задумываясь о своем. Когда на экране вдруг возникло лицо, поначалу просто удивилась: вроде бы это против законов жанра. Такая кошмарная физиономия – и в комедии!
Мужское лицо, показанное крупным планом, было неестественно, до синевы, бледным и странно перекошенным. Серая неопрятная щетина, свалявшиеся волосы, багровые полосы на щеках. Рот провалился, глаза закатились. Лицо было неподвижным и почему-то знакомым. Мне никак не удавалось вспомнить, где я раньше видела этого человека, но то, что видела – точно.
Я осторожно огляделась по сторонам. Неужели никого не удивляет непонятно зачем появившееся изображение? Ира все так же пила лимонад, хихикала и увлеченно смотрела на экран. То, что там творилось, очевидно, ее вполне устраивало. И абсолютно не изумляло.
Остальные зрители тоже вели себя, как раньше: создавалось впечатление, что они продолжают смотреть фильм! Невесть откуда взявшееся лицо видела лишь одна я.
Вглядевшись в застывшие черты, я внезапно поняла причину их неподвижности. Человек на экране был мертв! Следом пришло и другое страшное озарение. Боже, я действительно знала его. И при этом никогда не видела
Отец! Ведь это был он! Так, наверное, выглядит он сейчас, после месяца, проведенного в холодной могиле.
Крик застрял у меня в горле, дыхание перехватило. Я сидела неподвижно, уставившись прямо перед собой. В голове колотилась одна-единственная мысль: такого не может быть! Это сон!
Нужно закрыть глаза и просто дождаться конца сеанса. Растерянная, уничтоженная, я не сразу заметила, что в зале творится неладное.
Откуда-то снизу раздался протяжный вопль. Следом – треск, грохот и снова женский крик. Захлебывающийся, отчаянный.
«Террористы»! – осенило меня.
Я вскочила и стала напряженно вглядываться в полумрак. Внизу, в районе первых рядов, шла непонятная возня. Вскоре мне удалось разглядеть, что происходит. Но поверить в такое было невозможно.
Красные бархатные кресла качались, ходили ходуном, ломались и проваливались куда-то под пол вместе с сидевшими на них зрителями. Ошарашенные, перепуганные люди визжали, шарахались в разные стороны, вскакивали, цеплялись друг за друга, силясь удержаться на поверхности, но проваливались вниз.
– Пожар! Землетрясение! – истерично завопил подросток в клетчатой парке. В руке он судорожно сжимал коробочку с попкорном.
Сидевшие на целых еще рядах изо всех сил пытались взобраться наверх, хватались за кресла и ступени, соскальзывали. Те, чьи места с краю, выбегали в проход и, спотыкаясь, бежали наверх, к выходу.
В зале по-прежнему было темно. Электричество, по всей видимости, отключилось, и мрак усиливал хаос и панику. Какая-то женщина, подхватив на руки ребенка лет пяти, вцепилась в ногу мужчины в кожаной куртке. Тот, обезумев, ничего не соображая от ужаса, карабкался по обломкам кресел, похожий на огромного черного паука. Он стряхивал руку женщины, но ему никак не удавалось от нее отцепиться. Тогда он зарычал и принялся пинать несчастную ногой. Один из ударов пришелся по голове ребенка. Женщина на миг ослабила хватку и тут же обрушилась в дыру вместе с малышом. Не удалось спастись и мужчине: время было упущено, и его тут же утащило вниз лавиной падающих тел и разломанной мебели.
– Что происходит? – беспомощно повторяла я. Понимала, что надо бежать, но не могла пошевелиться. Ира тоже вскочила и встала рядом со мной. Она говорила что-то, настойчиво теребила меня за рукав, но из-за шума и криков я не могла разобрать ни слова.
Куда, куда они все падают?! Ведь там, внизу, должны быть два этажа торгового центра! Магазинчики, кафе, эскалаторы. И люди. Много людей: сегодня вечер пятницы! Почему никто ничего не предпринимает? Где охрана, полиция, спасатели, врачи?
Такое впечатление, что вся нормальная жизнь внезапно исчезла. Нет больше ничего и никого, только этот ужас, вопли, стоны, боль и смерть. В дыре под полом кинозала было темно. Люди проваливались в гулкую пустоту, их голоса постепенно таяли, словно несчастные летели в пропасть.
Никто не спешил им на помощь! Или некому было спешить? Яма ширилась, словно немыслимое чудовище раззявило щербатый рот. В образовавшуюся прореху провалились уже четыре ряда, а ненасытная пасть проглатывала новые и новые кресла.
Те, кому повезло сидеть высоко, как нам с Ирой, вели себя по-разному. Одни замерли, словно одеревенев, уставившись вниз. Другие, придя в себя и сориентировавшись, подбегали к плотно закрытой двери в зал и колотили по ней, надеясь вырваться. Лишь немногие устремились к гибнущим людям, пытаясь помочь им вылезти из провала.
И за всем этим ирреальным кошмаром наблюдало мертвое папино лицо. Бросив взгляд на экран, я словно очнулась. Мне удалось стряхнуть с себя оцепенение, и я завопила, развернувшись к Ире всем корпусом:
– Бежим! Быстрее! Мы можем успеть!
Я поволокла Косогорову наверх, к двери. Та почему-то вырывалась, с силой отбивалась и тоже кричала в ответ. Тащить Иру было тяжело, она намного крупнее меня, но не могла же я бросить ее здесь!
– Ира! – прокричала я, стараясь перекрыть вой и грохот. – Я же не сумею нести тебя! Ты тяжелая! Пожалуйста, не стой! Помоги мне! Не бойся, мы выберемся!
