Джейк бессилен, как любой другой человек.
– Вот мой номер телефона. Вы знаете про телефон?
– Да, – кратко ответила Лира.
Правда, хотя сама она никогда не разговаривала по телефону, но медсестры только этим и занимались, и в детстве Лира подбирала всякие штуковины – тюбики с зубной пастой, куски мыла, пузырьки с лекарствами – и играла в особую игру. Она делала вид, что говорит в них, и притворялась, что в другом мире кто-то может ей ответить.
Джейк почесал затылок.
– А ниже – мой адрес. На всякий случай. Сможете его прочитать?
Лира кивнула, но не смогла заставить себя посмотреть в глаза Джейку.
Джемма с Джейком ушли, а Лира осталась сидеть на диване. Семьдесят Второй бесшумно бродил по комнате, брал вещи, рассматривал, клал на место. Лира испытывала по отношению к нему необъяснимую злость. Он это предсказывал. Значит, он и виноват.
– Когда тебе все стало известно? – вырвалось у нее. – И как?
Семьдесят Второй уставился на нее, а затем перенес внимание на маленький стеклянный шар. Когда Семьдесят Второй переворачивал его, внутри начинал кружить пластиковый снег.
– Ну… я не знал точно, – пробормотал он. – Но я давно догадался, что они делают нас больными. Я сообразил, что суть в этом, – рассеянно произнес он.
– Как? – повторила Лира.
Семьдесят Второй водрузил снежный шар на полку, и Лира принялась наблюдать за искусственной метелью: белая пурга обрушивалась на две крохотные фигурки, навеки замкнутые в своем мире-пузыре. Полоска пластикового берега, одинокая пальма… Лире стало жаль их. Она их понимала.
– Послушай, что я тебе сейчас скажу, – нахмурившись, пробурчал Семьдесят Второй. К удивлению Лиры, он подошел и сел на диван рядом с ней.
От него по-прежнему приятно пахло, и ей почему-то стало больно. Как будто внутри нее забили гвоздь.
– Когда я был маленьким, я очень сильно заболел. Они решили, что я умру. Меня отправили в Похоронное Бюро. – Он опустил взгляд на собственные руки. – Они вопили от восторга. Когда они решили, что я впал в беспамятство, они жутко обрадовались.
Лира промолчала. Она подумала о том, как лежала на столе после последней процедуры с Мистером Я. В тот момент около нее весело переговаривались научные сотрудники, от них пахло сэндвичами, и они смеялись, когда ее зрачки отказывались следить за их авторучкой-фонариком.
– Я привык многое себе представлять, – продолжал Семьдесят Второй. – Иногда я воображал, что я муравей, ящерица или птица. Кто угодно. Я ловил тараканов – они часто вылезали из канализационных труб. Медсестры их ненавидели. Но даже тараканы для них были лучше, чем мы. От них можно было избавиться. – Семьдесят Второй раскрыл ладонь и как-то недоверчиво посмотрел на нее, а потом снова сжал кулак. – Было бы лучше, если бы они в открытую ненавидели нас, – добавил он. – Но на такое нельзя было и надеяться.
Он был прав. Хуже медсестры Даже-и-не-думай и тех из персонала, кто боялся, были другие… те, кто вообще едва замечал реплик. Кто смотрел сквозь них и мог обсуждать сегодняшний ужин, упаковывая трупы реплик для сожжения.
– Почему ты мне не сказал? – спросила Лира.
– Я пытался, – возразил Семьдесят Второй. – Но что толку?
Лира понурилась. Ей нужно было кого-нибудь обвинить. Ее буквально распирало от злости. Она никогда не думала, что имеет право на такие эмоции. Настоящие люди верят, что они чего-то достойны, и сердятся, когда не получают того, что им нужно. Реплики не достойны ничего, не получают ничего – и потому никогда не злятся.
Неужели Бог создал людей, которые сделали с ней такое?
– Ты поэтому убежал? – прошептала Лира, и к ее глазам подступили слезы.
У нее ничего не болело, но ощущения были какие-то странные. В ее теле что-то надломилось, словно ей вставили трубки в грудь, и все мысли в голове перепутались.
– Нет, – ответил Семьдесят Второй. – Не совсем.
– Тогда почему?
Семьдесят Второй притих. Может, он и сам не знал. Наверное, он хотел хоть что-нибудь изменить.
– Нам не стоит здесь оставаться, – внезапно произнес он.
Лира встрепенулась.
– Почему?
– Мы не в безопасности, – пояснил Семьдесят Второй и стиснул губы. – Послушай. Я им не доверяю. Они не реплики.
– Девушка – реплика, – парировала Лира.
Семьдесят Второй насупился.
