ложки?..
Михаил осторожно вынул жезл, протянул Азазелю. Тот спросил поспешно:
– А как… электричеством бьет?
– Да, – ответил Михаил, – но несильно.
Азазель бросил на него взгляд исподлобья:
– Это для тебя несильно. Ладно, сложи в рюкзак, там уже пусто, я слышал, как Аграт ночью чавкала… Нет-нет, пусть у тебя! Так надежнее.
Аграт, не реагируя на подозрение в чревоугодии, сказала жалобно:
– Вот там красивое колечко… Можно хотя бы его?
Азазель неумолимо покачал головой:
– Нет.
Михаил пожал плечами:
– А почему нет?.. Здесь нет ловушек, я бы заметил. Держи, Аграт!
Он вытащил из сундука кольцо и бросил ей. Аграт машинально поймала, рядом охнул Азазель, а она замерла в страшном испуге.
Некоторое время все ждали, замерев, но ничего не случилось, а Михаил, ободрившись, выгреб из сундука все остальное, сложил в рюкзак и забросил его, заметно потяжелевший и с раздутыми боками, на спину.
– Дома разберемся, – сказал он. – Думаю, там что-то нарезали не только из Древа Жизни, но из Древа Познания тоже… Уходим?
– Если сумеем унести ноги, – проговорил Азазель тревожно. – Но что сделано, то нельзя сделать несделанным. Уходим!
Бианакит кивнул Аграт, и она поспешила вперед, держа оружие на изготовку.
Азазель и Михаил пошли следом, держа дистанцию. Михаил спросил тревожно:
– Азазель, куда перепрятать, если не в Брий?
Азазель ответил нервно на ходу:
– Чего? Уже думал… Пока лучше, если ты сам… Можешь так, чтобы даже я не знал. Чем меньше знают, понял?..
Михаил подумал, ответил с неохотой:
– А если со мной вдруг что?.. Нет, ты знать должен. Но только мы двое. Ты, конечно, козел хермонской породы, но я тебе доверяю. В какой-то мере.
Азазель вздохнул, посмотрел вслед Бианакиту и Аграт, поинтересовался шепотом:
– Что-то особое чувствуешь?
– Еще бы, – ответил Михаил медленно. – Чувствую ярость, свирепое безумие и жажду все разнести вдрызг… Он никогда не растворится во мне, так?
Азазель взглянул на него с некоторым испугом:
– Кто знает? Нигде и никогда такого еще не было. Сослаться не на кого, ты первый. Но я просто уверен, сладишь. Если в борьбе с собой не склеишь ласты, будто какой-то интеллигент сраный. Но ты же не интеллигент, а солдат! Чудо-богатырь, солдатушка браво-ребятушка!.. А то, что тайник узнал в тебе Кезима… разве не здорово?.. Представляешь, приходишь к его жене и говоришь, я же Кезим, ты чего, дура, не узнала?.. И того, забираешь в его доме все ценное и сваливаешь!
– Я рухну раньше, – проговорил Михаил угрюмо. – Все-таки это отвратительно, когда внутри… Как думаешь, это надолго?
Азазель взглянул несколько странно:
– Ну, как тебе сказать…
– Говори, – потребовал Михаил с угрозой. – Во что втравил?
Азазель сказал очень серьезным голосом:
– Для тебя, чистюли, трудно поверить…
– Я не чистюля, сам сказал. Солдат всегда солдат.
– Видишь ли, – сказал Азазель, все еще словно бы не придумав, как подать помягче, – я тебе уже много раз говорил, так живут вообще все люди. Все- все, от нищего до президента! Чистейшая душа… ну, как принято в официальной версии, живет в теле грязнейшего и похотливейшего скота. Да-да, именно так! И эти две противоположности постоянно борются друг с другом. Даже дерутся! Вот сейчас и узнаешь наконец-то, что такое быть человеком.
Михаил ощутил себя так, словно его облили ледяной водой.
– Что… именно вот так?
– Представь себе! – ответил Азазель, в его сочувствующем голосе почудилось некоторое злорадство. – И, как ты мог заметить, люди не стали скотами. Да, конечно, абсолютное большинство стало, но кто в условиях подлинной демократии считается с этим гребаным большинством? Мир тащат на себе подвижники. Те, которые побеждают. Не только мир, но и себя. Что, красиво говорю?.. Могу и красиво, я же такой разносторонний и всеохватный!
