приготовленных на заклание людей.
А также и эльфов, и орков, и гномов, и гоблинов, и половинчиков, и гарпий, и даже хедов с гарридами, хотя эти-то вообще изо всех сил старались не попадаться на глаза вообще никому из владеющим магией.
Вот тогда на глаза валькирии и навернулись в последний раз слёзы.
А впервые они полились, когда она, шатаясь, брела по Боргильдову полю, пустому и мёртвому, и всё обрывалось внутри, словно при падении с утёса навстречу льдистой чёрной воде; она брела и звала, надрываясь, кричала, срывая голос, выла раненой волчицей, – но не отозвался никто.
За спинами Хрофта и Райны забубнили голоса – мастер Хенсби отпер наконец дверь.
– Да можно, можно… брат Хефтер, брат, уймитесь, позор и поношение храму…
Отец Дружин кинул последний взгляд на взрезающего тьму коричневокрылого сокола и повернулся.
– Что там, мой добрый Хенсби?
– Великий О?дин, друг великого Хедина, мои тысячекратные извинения, но брат Хефтер, по молодости и горячности бывает невоздержан, алкая лицезрения тебя, алча наполнить очи свои твоим обликом…
– Я не красная девица, пусть лучше вот на неё смотрит, – усмехнулся Старый Хрофт, кивнул на Райну, заносчиво вскинувшую подбородок.
– Великий О?дин, – из-за спины старшего мастера решительно выступил молодой жрец, буйной гривой чёрных волос смахивавший на самого Ракота Восставшего. – Счастье воочию видеть тебя, истинного Бога из числа Древних, столь огромно…
– Не славословь, мастер Хефтер, – перебил О?дин, пристально глядя служителю Хедина в глаза. – Мне возглашали хвалы, но эйнхерии и на званом пиру, и… им было за что благодарить меня. Но и у эйнхериев не шло дальше «Слава Хрофту!» или там «За О?дина пью рог свой!» – простой народ они были, эйнхерии, чего уж там. Так что не стоит, молодой мастер.
Жрец быстро поклонился, щека его лихорадочно подергивалась, пальцы сплетались и расплетались.
– Великий О?дин… ты не откажешь в великой милости говорить с нами, смиренными слугами твоего великого друга, Хедина-Милостивца, Хедина, Познавшего Тьму? Позволишь нам внимать твоим речам и тщательно записывать твои слова, ибо нет более никого, кто собственными очами лицезрел бы все эоны сего мира, от первого мгновения до последнего, протекающего как раз сейчас сквозь нас, проживающих краткие свои жизни?
– Много слов, младший мастер Хефтер, но я никогда не отказывал просящим у меня помощи. Я готов.
– Я приготовлю трапезу, великий О?дин. Быть может, ты желаешь отдохнуть? О, нет, что я, что я несу – ведь боги не устают, ибо совершенны…
– Об этом мы тоже поговорим, – посулил Отец Дружин. – А мы, хоть и совершенны, как ты говоришь, не откажемся ни от отдыха, ни от трапезы.
Старший мастер Хенсби лишь виновато развёл руками.
– Молодо-зелено, великий О?дин. Всё-то им хочется знать, вечно-то им мало написанного в старых книгах, мало священного предания…
– Великий Хедин не почивал на лаврах! – не остался в долгу Хефтер. – Он смело шёл за окоём, за пределы ведомого и дозволенного и потому стал тем, кем стал! Достойно и нам, его смиренным ученикам, идти по его стопам!
– Вот уж смирением великий Хедин, Познавший Тьму, никогда не отличался, – заметил О?дин. – Коль двинуться его путём, о смирении лучше забыть.
Оба жреца, и младший, и старший, так и застыли с разинутыми ртами.
– Вот только не надо лести, – нахмурился Старый Хрофт. – Великий Хедин презирал и презирает льстецов. Не притворяйтесь, будто сказанное мною вас поразило так, что вы онемели.
Хефтер и Хенсби лишь виновато переглянулись.
– Прошу простить великодушно, – кашлянул старший мастер.
– Прощаю, – махнул рукой Хрофт. – Так о чём ты хотел говорить, жрец Хефтер?
– О многом, о, очень о многом, – заторопился тот. – Но, быть может, великий О?дин желает говорить сидя, а не стоя?
Райна молчала, как говорят скальды, «замкнув уста». Ей не нравился ни этот храм, ни оба суетливых, угодливых жреца. Если таковы слуги Познавшего Тьму, дело его плохо. Отец подробно рассказывал о Хедине и Ракоте во время их странствий, и выходило… совсем не так.
Почему ж они не бдят, почему не смотрят за собственными служителями?
Хенсби и Хефтер привели Хрофта с Райной в просторную трапезную, обставленную скупо – простые дощатые столы да лавки, – но с богатыми щитами и разукрашенным оружием, что висели на стенах.
– Гости порой приносят подношения, – развёл руками старший мастер. – Мы не обижаем их отказами, но и не продаём, ибо храм не нуждается в особых богатствах. Вот и вешаем сюда, в трапезную; дарителям приятно.
– Никто не винит тебя в стяжательстве, – заметил Хрофт, и Хенсби заметно повеселел.
Появилось ещё двое молодых жрецов, во все глаза пялившихся на Отца Дружин. Эти притащили с собой вощаницы – делать быстрые записи. С ними в обеденный покой ступил и ещё один храмовник, высокий, худощавый, с орлиным носом и пышной копной совершенно седых волос. Впалые щёки, плотно сжатые губы, решительный взгляд. Он отличался от молодых жрецов так же, как старый волк-одиночка отличается от толстолапых щенков.
– Что же поведать вам? – усмехнулся О?дин, поднимая кубок хмельного мёда. – О начале времён? О созидании Асгарда? О том, как жил Мигард в те
