придержал его за локоть и попросил:
– Останьтесь, мне нужно с вами поговорить.
Машу послушно кивнул и вернулся на свое прежнее место. Шани запер дверь и подошел к постели государя. Отдернув полог, он увидел мертвеца и обвел лицо кругом: смерть Миклуша, судя по всему, была мучительной, но быстрой. Государь испытал тяжелые судороги, после которых его тело изогнулось дугой, да так и закоченело. Мутные остекленевшие глаза смотрели куда-то в потолок; Шани подумал, что раньше почувствовал бы страх или жалость или то и другое вместе, – но сейчас на душе было темно и знобко от стылого равнодушия. Он высунулся из-под полога и спросил:
– Доктор Машу, у вас есть перчатки и резак?
Государыня ахнула и обвела лицо кругом, предположив, видимо, что Шани собирается разрубить тело покойного владыки на части. Машу спокойно кивнул и полез в чемоданчик с инструментами и лекарствами, который всегда носил с собой.
Надев протянутые перчатки из тонкой кожи ягненка, Шани вооружился резаком и принялся аккуратно разрезать ночную рубаху Миклуша. Судя по кислому запаху, исходившему от тела, государя отравили смесью фумта и – Шани повел носом, принюхиваясь, – и белого геванского масла.
– Ваше величество, – окликнул Шани, – когда государь в последний раз ходил в баню?
Анни ответила не сразу – то ли поразилась неподобающему случаю вопросу, то ли прикидывала что-то.
– Вчера, – ответила она, наконец. – Вчера вечером, после Второй молитвы к Заступнику. Потом он попрощался со мной и лег спать.
Шани разрезал рубашку и осторожно отвернул в стороны ее края. Тощая спина Миклуша с торчащими холмами позвонков была безжалостно изъедена желто-красными, уже засыхающими язвами. Шани печально вздохнул и вернул рубашку на место.
Сперва принц расправился с Хельгой и выбросил тело к подъезду дома декана. Устранив таким образом основную помеху, он затем пропитал ядом белье своего отца и спокойно отправился в собственные покои – ждать неминуемых вестей о смерти государя, а смерть для родного отца он приготовил весьма и весьма мучительную: человек практически гниет заживо, испытывая невероятную боль. Судя по расположению комнат во дворце, он вполне мог слышать над головой шаги государя, а затем и его предсмертные стоны – позвать на помощь Миклуш не мог, летучие ферменты геванского масла частично парализуют гортань.
А Хельга не кричала. Судя по тому, насколько были искусаны ее губы, – не кричала.
– Его величество отравили смесью фумта и геванского масла, – произнес Шани, выбираясь из-под полога и снимая перчатки. Анни и Машу смотрели на него, с трепетом ловя каждое слово. – Белье государя пропитали этой смесью и высушили, до вступления в контакт с кожей она не имеет ни цвета, ни запаха, поэтому он ничего не заметил и не заподозрил. Поскольку фумт по Инквизиционному кодексу дознания причисляется несомненно к порчевым зельям, то мой официальный вердикт таков: государя Миклуша погубило злонамеренное колдовство.
Анни коротко ахнула и едва не упала в обморок. Машу осторожно подхватил государыню под локоть и посмотрел на Шани со странным выражением лица.
– Это точно фумт? – спросил он.
Шани кивнул и пошел к двери.
– Точно, – ответил он возле выхода и, выдержав выразительную паузу, добавил: – Точнее не бывает.
Ему хотелось испытать физическую боль. Шани никогда не был мазохистом – просто его профессиональный опыт говорил о том, что вред, нанесенный телу, может хотя бы на время облегчить страдания души.
Он взял из ящика инструментов Коваша идеально заточенный маленький нож для срезания кожи и, сидя за столом в допросной, проверял, так ли это. Замечательная игра воинов с Востока – дзюкён: кладешь на стол растопыренную пятерню и быстро бьешь ножом, стараясь не попадать по пальцам. Шани несколько раз промахнулся, располосовав указательный и средний пальцы, но боль оказалась не той спасительной болью, которую он ожидал, – так, легкий дискомфорт. Окровавленные пальцы неприятно ныли, но сознание не прояснялось.
– Ваша неусыпность, – увидев, что происходит, Коваш попробовал было отобрать нож, но Шани посмотрел на него так люто, что заплечных дел мастер оставил всякие попытки помешать ему и лишь прогудел: – Без пальцев, говорят, жить трудно.
Заплечных дел мастер был свято уверен в том, что его патрон, наследник престола Аальхарна, горюет о потере отца. Никто, разумеется, не стал его разубеждать.
– Без души тоже, – нахмурился Шани и нанес несколько резких ударов в столешницу. – Но я вот живу. Справляюсь.
– Да я вижу, как вы справляетесь, – махнул рукой Коваш. На правах коллеги и друга он мог позволить себе отпустить подобное замечание. – Там лейб- лекарника доставили, ваша неусыпность. Пойдете допрашивать? Я его уже подготовил.
Лейб-лекарник Машу. Допросить. Шани сопоставил эти слова, убедился в их полной бессмысленности и произнес:
– Ладно, иду.
Лейб-лекарника уже действительно растянули на дыбе, и Коваш, делая вид, что подбирает инструментарий для работы, с изящной небрежностью демонстрировал Машу свои предметы для пыток. Вот распялка для спины – по желанию и надобности можно оставить узкие, едва заметные царапины, а можно и перерубить позвоночник. Вот тончайшее лезвие для срезания кожи. Вот рогатка для шеи – если ее наденут, то опустить голову уже не выйдет при
