Серива воистину жила лишь ночью, и теперь, затаившись, нетерпеливо ожидала сумерек.
И’Барратора даже не заметил, что город обезлюдел. Он шел вперед, глядя под ноги, а чужие тени обходил, скорее, благодаря привычке, чем специально.
Кошель с золотом (он уже посчитал – пять золотых эскудо и несколько серебряных реалов) давил ему на грудь. Нечасто бывала у него при себе подобная сумма. В Сериве жизнь человеческая была дешева, в то время как хорошее оружие и информация стоили немало. Немало стоили также медики, алхимики, своего стоила и комната на улице Аламинхо. Потому и суммы, которые И’Барратора откладывал у знакомого банкира на старость, всегда были жалостно скромны, и на нынешний день наверняка меньше, чем один этот кошель.
Подумал он, что это, возможно, хорошее время, чтобы заглянуть к Бенингу – лысому и хромому торговцу, который привозил в Сериву множество ценных томов. Какое-то время назад был у него на продажу фехтовальный трактат с чудесными иллюстрациями, произведение анонимного мастера (причем имелись подозрения, что автором мог оказаться сам Пурпурный Капюшон, Рехаур дель Аргон, в половине стран мира приговоренный к изгнанию). Подобный трактат мог бы почти сразу поднять престиж хиреющей школы И’Барраторы.
Арахон Каранза Мартинез И’Грената И’Барратора не поддался, однако, искушению и не стал проведывать книжника. Хотя имел право расслабиться в качестве компенсации за засаду, организованную Аркузоном, и за смерть ученика и друга, однако он понимал, что не заработал этих денег честно, согласно контракту. Эрнесто Родригано все еще был жив и наверняка нетерпеливо кружил теперь по комнатам своего дворца у Площадей Шести Родов, планируя очередные подлости. Из-за него погибло пятеро людей, из которых как минимум двоим – Ариего и таинственной девушке – И’Барратора смерти не желал.
Пять жизней за пять круглых золотых эскудо.
Немногочисленные прохожие расступались перед задумавшимся фехтовальщиком, шагавшим по узким улочкам. Наконец он добрался до знакомого трехэтажного дома с белеными стенами и плоской крышей, с раскрашенным синим балконом, с которого видна была засыпанная мусором улица. Никто не желал здесь обитать – слишком близко к Треснувшему Куполу и высящемуся в нем Ребру Севера, которое в последнее время, словно воткнутая в течение ручья палка, рассылало по тенепространству складки и волны. После того как здесь несколько раз одичали тени, более богатые обитатели оставили свои дома. Их место заняла беднота, а с ней пришли грабители, разодетые уличные девки, прокаженные и бестенники.
Арахон долго стучал дверным молотком, пока наконец не ответил ему скрип отворяемых засовов. Дверь открылась, и в узкой щели он увидел смуглое продолговатое лицо с длинным благородным носом и сжатыми губами, покрытыми слоем кармина. А ниже – ладонь и небольшой пистолет с колбой из темного дерева, инкрустированной слоновой костью.
Какой-то миг И’Барратора не знал, чем все закончится. Глаза донны Иоранды, как всегда, были холодны и непроницаемы.
Он вытащил из-за пазухи кошель, и тогда дверь отворилась настежь.
– Дядя Арахон! – донеслось откуда-то из темноты, и сразу после этого вылетела оттуда маленькая фигурка, подскочила к мужчине и обняла его за ноги.
И’Барратора без слов взъерошил мальчишке волосы, глядя одновременно на донну Иоранду, чтобы удостовериться, что женщина не против этого. Потом вошел внутрь.
Внутри было вовсе не бедно, ему казалось даже, что с момента последнего его посещения тут сменились шторы, а в главной комнате на втором этаже появилось деревянное трюмо. И’Барратора поймал себя на мысли о том, для кого Иоранда могла бы так краситься, и сразу же одернул себя. Некогда она была дамой, поэтому ничего странного, что она все еще хотела соответствующе выглядеть. А даже если кому и продавала себя, как в те дни, когда после смерти мужа оказалась в нужде, он не имел права ее осуждать, хотя сама мысль о том, что она могла снова принимать клиентов, заставляла его кровь кипеть.
Не зная, что делать, они уселись за стол. Мальчишка воспринял это как приглашение и сразу же вскочил фехтовальщику на колени. Сделал это без малейших раздумий, отчего Арахон смешался. В этом возрасте должно бы уже спрашивать разрешение, прежде чем нарушить приватное пространство другого человека, тем более что солнце еще не зашло.
– Дядя Арахон! Ты сегодня убил каких-нибудь плохих людей? Бах, бах! Научишь меня, дядя, чему-нибудь новому? Тот укол я целую неделю учил, показал его даже мальчишкам с улицы, а стражник из городской гвардии, господин Аргонез, когда увидел, как я это делаю, смеялся и говорил, что когда-нибудь я выиграю турнир…
Мальчишка не переставал болтать. И’Барратора смотрел поверх его головы на донну Иоранду, которая сидела на фоне темной стены, за столом, сложив белые ладони на столешнице. Блестящая юбка из зеленого батиста и бледное лицо по контрасту с темным фоном выглядели, словно идеальное кьяроскуро влаанмаркских мастеров кисти. На лице женщины он, кажется, даже заметил легкое обещание улыбки, которую северные мастера столь часто старались ухватить, создавая портреты дам.
Джахейро попытался вытащить у него из-за пояса дагу. Донна Иоранда наконец улыбнулась.
– Сынок, ступай вниз, маме нужно поговорить с дядей Арахоном.
– Но ма-а-ама!
