По обе стороны от нее замаячили склады, их раздутые дождями конструкции выпячивались на улицу. В воздухе слабо пахло дымком и бензином. Стены были опалены. Лозунги безликих, выведенные еще сохнущей аэрозольной краской, петляли по кирпичу, и Кару укололо внезапное воспоминание о Бет. Похоже, Лондонский мост был не единственным местом, видавшим протесты.
Тучи битого стекла блестели, словно туманности. Все отражения – все изображения, не включавшие полулицых горожан, – оказались уничтожены.
Кара почувствовала движение на плече, не совпадающее с дыханием Эспель. Правая лодыжка разделенной девушки начала подергиваться.
«Полчаса, – сказал Крей. – Может, меньше».
«Наверняка меньше», – подумала Кара, с усилием сглотнув. Обрывки вспомнившихся фраз промелькнули в голове, пока она смотрела на эту ногу, правую ногу, ногу Пэ-О, медленно шевелящуюся.
«…она делит тело с психопаткой…»
«…потому что оно ненавидит его, графиня…»
«…понадобится целая армия врачей до конца ее жизни…»
Целая армия врачей, а у Эспель была только она, уязвимая и беспомощная на холодной улице. Им надо найти укрытие.
На мгновение Каре показалось, что она слышит, как по асфальту звенят стеклянные копыта, хотя здесь, в Псарнях, этого быть не могло.
Ну конечно же:
Кара закусила губу, пока окончательно не уверилась, что сориентировалась правильно. Недалеко. Она заскользила и съехала вниз на улицу и уже поднимала Эспель, когда автоматные очереди пригвоздили ее к месту.
Эхо вернулось туда, откуда пришло. Девушка, онемев, слушала, сердце в груди колотилось до боли. Выстрелы попереговаривались пару минут, а потом перестали. Кара глянула на улицу позади, по ее виску стекали бисеринки пота. Вот и… вот и всё? Девушка не слышала никаких криков, но, может, она просто ушла слишком далеко? Кара закрыла глаза и представила Джека Вингборо и Гаррисона Крея, надеясь, что они выбрались из тупика живыми, хотя шансы составляли три к одному. Девушка болезненно осознала, что, наверное, никогда этого не узнает.
«Изволь придерживаться плана, уж коли он у тебя теперь есть», – велела она себе. Снова водрузив Эспель на плечо, Кара углубилась в когтеподобную осадкотектуру Псарен.
Глава 38
Выпавшие дождем кирпичи громоздились, словно земляные укрепления, у наружной стены Фростфилдской средней школы, так что лезть через ворота не пришлось.
– Не то, что в старые добрые времена, – пробормотала Кара. Она посмотрела на искусные граффити через дорогу, ограничившись полуулыбкой, и крепко обхватила Эспель обеими руками. Последние несколько улиц сопротивление верхолазки становилось все более и более ощутимым.
Кара скользнула за стену вниз по щебню, но равновесие сохранила. Девушка вглядывалась в тусклые отсветы фонарей. Расположение искривленных построек в точности отзеркаливало ее школу – она даже с облегчением увидела оранжевую ленту, опоясывающую корпус младшеклашек.
В заброшенном туалете оказалось так же холодно, как и в его двойнике в Карином городе, да и пахло соответствующе. Линолеум холодил босые ноги. Девушка нащупала выключатель на знакомом месте, и в потолке зажглись галогеновые трубки. Их голубоватый свет, казалось, высосал из комнаты оставшееся тепло. Карин взгляд упал на ржаво-коричневое пятно в форме руки рядом с дырой в линолеуме.
Она не могла не посмотреть в зеркало. Девушка в платье из колючей проволоки и пыльном платке, с растекающимся по шрамам макияжем уставилась на нее оттуда, куда она никогда не попадет.
Кара задохнулась от этой мысли, как только та закралась ей в голову.
Как можно осторожнее она положила Эспель на пол. При виде лица верхолазки девушке стало так больно, словно ей переломали все ребра.
Зубы Эспель скрежетали, глаза по обе стороны от шва распахнулись широко, словно безумные. На лбу, под липкими прядями светлых волос, отчетливо выступили вены. Кара заметила, как руки под курткой натянули наручники, не дающие подруге задушить себя.
Опустившись рядом с Эспель на колени, Кара попыталась приподнять ее голову.
– Всё… Всё… – Она хотела сказать «хорошо»… это было единственным, что ей удалось придумать, но ложь оказалась слишком большой и застревала в горле.
Кара отчаянно пыталась придумать что-нибудь – что угодно, – что облегчило бы страдания верхолазки, но что она могла? Когда она –
Время, казалось, потекло медленнее: медленнее, чем замерзающая вода, медленно, словно стекло, пока Кара обдумывала вспыхнувшую в голове
