сделают с тобой. Вероотступница – самое вежливое слово, которым тебя величают. Особенно тот ангелокожий… Иезекииль, кажется? Он…» – Свечник потускнел, нащупывая нужное слово. Бет зашевелила губами, подсказывая:
«Долбоящер?»
«Я не знаком с этим термином, но если он значит что-то вроде “испытал бы огромное наслаждение, по одному вытягивая внутренние органы у тебя из горла и раздавливая их в мясной джем голыми руками”, то “тепло”».
Бет уставилась на него. Ее пробила дрожь, когда она вспомнила, как, сражаясь с нею бок о бок на Челсийском мосту, Иезекииль каменными рукавицами рвал Трубчатых волков в лоскуты.
«“Тепло”, – пробормотала она. – Испытал на собственной шкуре?»
Высунувшись из мешка, стеклянная рука выбрала из кучи разбухший оранжевый пластиковый пакет и передала девушке. Бет заглянула внутрь. Он оказался полон разных лампочек: елочных, цокольных, энергосберегающих. Девушка приподняла пакет, и он звякнул.
«Вот, что я вынес из твоих рассказов, – мигнул Свечник. – Нелегко, я тебе скажу. Большинство моих клиентов желают вспомнить человека, которого знали несколько жизней, а не просто пару недель. Тот парень, должно быть, производил впечатление».
Бет представила «того парня»: асфальтокожий, как и она, тощий, хоть ребра считай. Улыбающиеся серые глаза под припорошенной сажей и кирпичной пылью челкой.
«Производил», – пробормотала она.
«Запомни, – слова Свечника потемнели до более серьезного оттенка, – я ничего не обещаю. На самом деле эти огоньки – не его разум, как листание справочника – это не способ выучиться водить автобус. Они – карта, модель, не более. Но, как и все образы, содержат в себе суть. Если он будет расти с этой картой, годами глядя на нее каждую ночь, это должно помочь ему вспомнить, кем он был.
Бет поджала губы. Как же хрупки надежды.
«Я поняла».
«Есть чем заплатить?» – от возбуждения голос Свечника сделался ярче.
Бет кивнула.
«Что-то не вижу».
«Я тоже не вижу твоей задницы, но верю, что она есть, без доказательств, – проартикулировала Бет, стягивая капюшон. Крошечные коготки канализящера, пробегающего по ее шее, покалывали кожу. Взобравшись девушке на плечо, он прищурился на Свечника черными влажными глазками.
Испуганно вспыхнув, Белосветный отпрянул назад, громко стукнувшись стеклянным телом о водосточную трубу, и скользнул вниз, обнажая вьющиеся оптоволоконные волосы и не ведающее стыда лицо, ярко горящее отчаянной паникой.
«Что?» – всполошилась Бет.
«Он не в клетке! – отчаянно промигал Свечник. – Где банка, что я тебе дал?»
«Разбилась, – Бет с недоумением пожала плечами. – Да она мне, в итоге, и не понадобилась. Когда я прикасаюсь к нему, он просто делает, что я хочу».
«Просто это… – стеклянная челюсть Свечника отвисла. – Собиратель газового света… пресмыкающийся вестник наших предков… это твоя ставка?»
Бет снова пожала плечами.
Глаза Свечника увеличились:
«Это не…»
– Вон там!
Бет задрала голову. Голос, нарушивший тишину, казался знакомым, за ним последовали и другие звуки: шаги, скрежет камня о камень, свист тяжелых крыльев, месивших воздух.
Белосветный в недоумении вглядывался в ее лицо:
«Что это?»
Едва Бет открыла рот ответить, как воздух размылся, и двор внезапно наполнился статуями; их каменные тела пригнулись для боя, на лицах застыла ярость.
Девушка медленно встала, снимая с плеча копье.
У нее не было голоса, так что она позволила взгляду говорить за себя, медленно окидывая им Тротуарных Монахов, словно сердце и не думало заходиться бешеной дробью. Она приготовилась к рывку. Звук бьющихся крыльев становился все громче, и высеченный из гранита полноразмерный ангел неторопливо опустился во двор.
Едва увидев ее, Иезекииль покачал головой. Бет посмотрела сквозь проковырянные в поющей осанну маске отверстия и представила зрачки, сужающиеся от ненависти.
– Вероотступница и барыга, – голос Иезекииля был сух, словно пыль. – Оба сразу. Это… почти разочаровывает. Взять их.
