Сын города

хочу.

Бет не отводила от него взгляда:

– Ах, не хочешь? – ее горло пересохло от напряжения, и голос перешел в рычание. – Ты сам меня этим наградил, припоминаешь? – она задрала рукав, демонстрируя шрам в виде короны из башен. – «Простишься с домом, – сказал ты. – Простишься с безопасностью. Навсегда». Навсегда. Не «до тех пор, пока мы не попадем в передрягу, и Бет немного потреплет». Я охотно отказалась ото всего. Теперь ты не можешь заставить меня вернуться.

Фил пристыжено отвернулся, и девушка перенесла непокорный взгляд на Гаттергласс.

– Это вы его надоумили, да? – упрекнула она ставшим пронзительным голосом. – Его не колебало, когда меня пинали под чертов зад, пока вы не появились. И он был бы только счастлив, намотайся мои кишки на ближайший из этих! – она кивнула на кран в отдалении, нависающий над Огурцом.

– Ах, боже мой, – поморщившись, мягко пробормотала Гаттергласс, словно Бет всего лишь проявила зашкаливающий уровень наивности. – Нет, несомненно, нет – в точности наоборот.

Бет изумленно посмотрела на жалкого на вид парня, покрасневшего почти до черноты. Она мысленно вернулась во вчерашний день: в то мгновение, когда после успеха с Зеркальной знатью их губы нависли одни над другими. Она почувствовала резкую боль в груди, как будто кто-то стукнул ее по сердцу крошечным молоточком.

Гаттергласс чопорно откашлялась:

– В действительности принц так озабочен твоим благополучием, что, учитывая твою хрупкость, отказывается повторно вступать в бой, пока ты рядом. Если бы ты попала в беду, думаю, он был бы вне себя, плача, стеная, побивая себя кулаками в грудь, и так далее…

Принц глядел на наставника испепеляющим взглядом.

Бет удержалась от того, чтобы сказать первое, что пришло в голову. К сожалению, вместо этого сболтнула второе:

– Я не виновата! Это он трусли…

– Во имя ж Темзы! – копье Фила лязгнуло о булыжники, когда он бросил его об землю.

Бет повернулась к нему:

– О, извини! – рявкнула она. – Кажется, слабая, медлительная, беспомощная маленькая девочка задела твое самолюбие?

Он плюхнулся на землю рядом с Виктором, вырвал бутылку из его рук и как следует отхлебнул.

– Бет, – сказал он. Или, по крайней мере, попытался, но выпивка, очевидно, обожгла горло, и из него вырвался лишь слабый скрежет.

– Бет, – попробовал он еще раз. – Я не могу просить тебя… То есть, это ты не можешь просить меня… Послушай, ты не можешь пойти, понятно? Лучше я сам переломаю тебе ноги, чем позволю следовать за собой туда, где Высь причинит тебе боль.

Бет почувствовала, что начала дрожать: девять целых девять десятых по шкале «дорогой Боженька, не дай мне заплакать».

– Я расскажу о тебе миру, – она сняла рюкзак с плеча и встряхнула его, громыхнув баллончиками с краской. – Всем расскажу. Если не возьмешь меня с собой, я нарисую твое лицо в сорок футов высотой на стене каждого дома к востоку от Биг-Бена. Забудь о спокойствии. Каждый увидевший будет тебя преследовать. Люди, охочие до фриков, будут приходить посмотреть на тебя.

Речь получилась жестокой, но теперь девушка была готова к жестокости, отказ болью отдавался в груди. Они не смогут ее прогнать; иначе им тоже будет чертовски больно – уж она постарается.

– Целые армии, – едко пообещала она, – ученые и туристы, и чертовы зоопаркщики – будут за тобой охотиться.

Гаттергласс мрачно на нее смотрела. Губы Фила скривились, и он сунул руки в карманы.

– Ничего они не будут, Бет, – вздохнув, возразил он. – Сходи в психушку на Брикстон-роуд; спроси, не видал ли кто ходячие лампочки или не подслушал ли ненароком разговор статуй – гарантирую, найдется по меньшей мере один, а то и несколько. Записные книжки подвыпивших спорщиков по всему Лондону набиты историями вроде тех, что можешь рассказать ты.

– Некоторые даже проиллюстрированы, – вставила Гаттергласс. – Меня уже рисовали, мисс Брэдли: и в сорок футов высотой, и в четыре дюйма, и много как еще. И все же, независимо от того, как громко несколько невежественных негодяев кричат и указывают на меня, остальные не обращают на это внимания.

Бет колебалась. Она переводила взгляд с одного на другую, внезапно почувствовав себя беспомощным ребенком.

– Как? – прошептала она.

Гаттергласс раскинула руки, данные ей Бет, словно отговариваясь незнанием.

– Не наша заслуга, что никто не слушает тех, кто заметил нас. Люди верят историям, а не фактам, но мы не вписываемся в них, так что они не верят в нас. В конце концов нас очень легко не заметить.

– Ты что, – сочувственно спросил Фил, – думаешь, мы – какой-то секрет? Мы живем на ваших улицах, Бет; вы – на наших, и ты жила рядом с нами всю свою жизнь.