колбасу огромным, как римский меч, ножиком. Завидев подошедшего приятеля, ухмыльнулся:
— А ничего колбаска! Ты хлеб-то захватил?
— Да есть краюшечка.
Вот уже и сели, налили по стопочке «Белой лошади», намазали на ржаной хлебушек паштет с сыром.
— Ну, будем!
— Хорошо пошло! — выпив, довольно улыбнулся Василий. — Все-таки виски лучше, чем водка.
Ратников хмыкнул:
— Ну, ты у нас теперь аристократ, господин подполковник. Шампанское по утрам не лакаешь? Ладно, давай-ка «на вторую ногу»!
Снова выпили, Ганзеев закурил, картинно выпуская дым фиолетово-серыми, качающимися, словно медузы, кольцами. Миша поморщился — ветер подул на него, а курить Ратников давно уже бросил, о чем не жалел ни разу, да и было б о чем жалеть-то.
Василий вдруг вспомнил своего деда, героический, мол, был человек, тоже Василий — в честь него и назвали внука:
— На Третьем Белорусском воевал, Кенигсберг брал…
Выпили и за деда.
Славный выдался денек, солнечный, тихий. К обеду, конечно, разжарит, но сейчас было самое то. Вот только рыба… Однако вовсе не из-за рыбы Михаил притащил сюда гостя, на рыбалку уж можно было и куда подальше уехать, или по речкам, или на Чудское, но… Не рыбу ловить явились оба сюда, на Светлое, ни свет ни заря — для разговора. Много, много вопросов имелось у Ратникова к Веселому Гансу, а под выпивку да на природе даже самый серьезный разговор куда как легче идет, слова прямо сами собой изо рта вылетают.
— Ну, как там с тем делом-то? — наполнив стопки, негромко спросил Миша.
Ничуть не удивившись вопросу, Ганзеев ухмыльнулся, потом уточнил:
— Ты про Кумовкина?
— Ну про кого же?
— Пока под следствием… там неясного много. А детдомовский директор свой «пятерик» получил.
— Мало собаке дали!
— Я тоже считаю, что мало. Но доказательная база, увы… Медсестра их, ну ты помнишь, красивая такая стервочка…
— Алия.
— Да, Алия… Вообще условным сроком отделалась.
— Да как же так?! — Михаил возмущенно всплеснул руками. — Она ж Темку чуть на тот свет не отправила, да и отправила бы, кабы…
— Если бы да кабы на печи росли грибы, сами бы варились, сами в рот валились, — помрачнев, гость махнул рукой. — Свидетелей-то раз два и… Умысла-то не доказать! Так, преступная халатность — ошиблась мол, пробирками, бывает…
— Этак еще и Кумовкина выпустят.
— Не-е, — Василий усмехнулся и погрозил пальцем. — Этот засел крепко. У него ж кроме участия в организованной преступной группе похитителей людей, еще и контрабанда, и наркотики… Сядет. Не по той статье, так по другой. Обязательно сядет!
— Так что ж тянут-то?
— Дело такое, брат. Сложное! Непоняток очень и очень много, а адвокат этим и пользуется.
Да уж, Ратников и сам все прекрасно понимал, и даже — куда лучше, нежели старый питерский опер, которому, если все правду рассказать… ни в жисть не поверит! Да и никто не поверит. Ну, как же — директор детского дома, медсестра и частный предприниматель Николай Кумовкин, подбирая и похищая детей — беспризорников, отправляли их в частную клинику, которая находилась на небольшом эстонском островке… в тысяча девятьсот тридцать восьмом году! Мало того — другой контингент несчастных поступал туда вообще из… тринадцатого века, где как-то совсем случайно оказался Михаил. Выбрался тогда, вернулся, даже жену с собой привез — вот, Машу… Правда, потом еще пару раз пришлось побывать в прошлом, и все из-за этих поганых людокрадов!
Удобно придумали, сволочи — в клинике людей «разбирали» на органы, делали операции — спрятались в тридцать восьмом году, надежно! Поди, господин подполковник, сыщи! Если б не Миша, так и вовсе бы ничего с душегубами этими не было б… Осатанели от наглости, сволочуги, особенно этот их, доктор Лаатс, доктор Отто Лаатс, лучший друг многих фашистских врачей-изуверов. Интересно, успели его «сдать» Красной Армии? Было, было там, кому сдать… скорее всего — на том карьера сего душегуба и закончилась.
А проникать в прошлое оказалось довольно просто — лишь сломать некие браслетики, витые, в виде змейки, желтенькие или бирюзово-синие. Желтенькие — прямиком в тринадцатый век, ну — и обратно, синенькие — в тридцать восьмой год, в предвоенное время.
Ничего сложного — имей только браслеты, которые, как понял Ратников, были все же в ограниченном количестве — какой-то колдун или шаман где-то на севере их заговаривал, делал… неизвестно, зачем. А людокрады — просто пользовались. И тевтонские рыцари, и новгородцы — боярышня Ирина
