Полицейский вытащил из-под бланков запечатанный пакет, ловко вскрыл, вытащил ошейник.
– Поможете?
Антон онемевшей рукой приподнял голову Лены, полицейский одним движением продел красный пластик под голову, сдвинул цепочку с «ведьминой слезой», оценивающе хмыкнул и тут же защелкнул.
– 30 дней. Вы в курсе.
Полицейский, наконец, присел к столу и начал заполнять какое-то дикое количество бланков.
Врачи скорой всегда очень быстро собираются. Так принято, даже если внизу у машины будут долго курить. Не в этот раз. Слишком много бумаг на подпись.
Антон, не глядя, подписывал вслед за врачами. Полицейский старался, выводил круглые буквы, старательно заполнял графы, места для подписей все не кончались. Антон ставил свои прописные «АС» с простеньким хвостиком в графе «понятой». На последней бумаге хвостик не получился.
– Мы пойдем?
– Конечно, – милостиво отпустил бригаду лейтенант. Вытащил, почему-то из-за пазухи, коробочку с печатью. Зашлепал по листкам. Спрятал, осмотрел дело рук своих. Лейтенант старался, лейтенант устал. Щеки из розовых стали пунцовыми, из-под фуражки показалась одинокая капля пота.
– Заявление можно подать на Римского-Корсакова. Там до десяти вечера дежурят.
– Спасибо.
– И еще одна вещь. На всякий случай, – лейтенант облизнулся. От усердия. – Я понимаю, у вас стресс, но не делайте глупостей. Попробуете снять – это уголовное преступление. От пяти лет. Вам это ни к чему. И потом… Там датчики на ошейнике. Инъектор срабатывает при любом физическом воздействии.
– Я знаю, нас инструктировали.
– Всех инструктировали. Ладно. Держитесь, – наконец-то посмотрел на Антона. – У вас все в порядке?
– В смысле?
– Вас избили?
Отвечать не надо. У него все в порядке, разве это не очевидно?
Лейтенантик разложил бумаги по отделениям портфеля, захлопнул кодовый замок, подошел к двери, поправил фуражку – еще раз посмотрел на Антона, так и не найдя что сказать, ушел. Через минуту внизу тяжело зафырчал движок.
Стражи порядка передвигаются на бронированной технике. Бумаги на Ленку поехали под толстым слоем стали и в сопровождении пары автоматчиков. Странно, что лейтенант один в комнату поднялся. Не по уставу.
Если не присматриваться, можно не заметить. Гуманный убийца – тонкий ошейник из спецпластика. Из такого же делают шлемы для спецназа. Говорят, даже таманцы предпочитают такие. Что-то со шлемом из спецпластика можно сделать, только расплавив. Плавится он при температуре 1300 градусов. Как сталь. Только сталь можно распилить, а спецпластик угробит любую пилу.
Через тридцать дней на ошейнике сработает инъектор – тончайшая игла, до поры до времени спящая, пробьет кожу, впрыснет яд, и мозг его Ленки – гражданки Балтийской республики Елены Варшавской – умрет. Если только государственный поручитель не решит, что яд следует запустить раньше. На правах ближнего. Достаточно набрать номер и ввести PIN-код.
Есть еще один вариант развития событий. Раз в сутки гуманный убийца автоматически делает анализ крови. Если чип, мало того что зашитый в пластик, так еще и защищенный металлической капсулой, определит, что болезни нет, – инъектор отключится. Дальше останется только съездить в клинику и снять ошейник. Пока такое не случалось.
Атипичным раком нельзя заразиться. Он древнее человека и сидит в каждой клетке от рождения до смерти. Просто в наше время он начал просыпаться. Только у женщин. Чаще – у молодых. Фактически это часть митохондриальной ДНК, которая вдруг начинает сходить с ума. И дает команду сумасшедшего капитана.
Организм начинает перестройку. Все функции, связанные с регенерацией, усиливаются. Рассасываются шрамы, уходят любые воспаления, восстанавливается печень, исчезают язвы, вырастают новые зубы… Единственный орган, который страдает, – мозг. Мозг слишком сложно устроен, чтобы безболезненно перенести омоложение клеток. Сознание постепенно распадается. Прогрессирующая шизофрения. Со все сокращающимися периодами ремиссии.
В среднем через сорок дней личность умирает. Остается полностью здоровое тело. Впрочем, и ему долго не протянуть. Через полгода начинают отключаться основные функции мозга. В конце концов тело просто забывает дышать.
У Балтийской республики нет средств на то, чтобы содержать больного полгода. А у граждан республики нет права на содержание безнадежных больных. Это противоречит закону и республиканской морали.
Общество дает безнадежным тридцать дней. Месячник человеколюбия. Вдруг болезнь отступит.
Только что Антон Стрельцов вернулся из Москвы. Вернулся с пятьюдесятью тысячами долларов гонорара и уверенностью, что больше не
