поедет туда никогда. Огромная сумма за одну ходку. С тем же успехом он мог найти пятак на асфальте.
То, что могло спасти Лену, могли дать только падшие Москвы. За деньги. Которые не заработать – ни за тридцать дней, ни за тридцать лет.
Падший Воронин оказался прав. Ему придется вернуться.
Ленка спала. Если ей повезло, то во сне она не знала о тридцати днях.
Утро не было добрым. Антон не напился, не выкурил пачку сигарет. Просидел рядом с Ленкой всю ночь. Смотрел не мигая в телевизор. Звук выключил, ему нужны были только двигающиеся картинки.
Надо бы поспать, надо бы поесть, только внутри все будто замерзло – жесткое, ледяное, негнущееся. Несмыкаемые веки, неразгибаемые руки-ноги. Нужно сто килограммов зеленоватых бумажек или около двухсот пятидесяти килограммов золота. Даже на вес – много. Нужно не просто кого-то убить, чтобы достать десять миллионов долларов, – нужно убивать долго и регулярно. Если бы Антон начал лет пять назад, он мог бы сейчас мотнуться в Москву и купить у падшего оберег. Наверное. Если падший назовет именно такую цену и в принципе захочет встретиться. В любом случае, с десятью миллионами он чувствовал бы себя намного увереннее.
Ливень за окном не шумел – забивал молотком капли под кожу города. Все сильнее, даже когда кажется, что нет капель – что волна поднялась и только каким-то чудом не снесла дома, машины…
Наверное, только один человек в Петербурге не обращал внимания на дождь.
Антон не перебирал в уме друзей, знакомых и клиентов. Мозг тоже замерз. Было страшно, что сейчас действие укола кончится, Ленка проснется, и нужно будет с ней о чем-то говорить.
Раза два звонил телефон. Не убедил встать, взять трубку – чтобы что? Когда начали сначала звонить, а потом и барабанить в дверь, пришлось подняться, таким же негнущимся, еле шевелящимся дойти до дверей, не спрашивая, открыть и, не глядя, вернуться – какая разница, кто пришел? Лишь бы не звонил больше – раздражает.
Влад запер за собой дверь, снял обувь и прошел в спальню. Первый раз за всё время знакомства – не спрашивая, как у себя дома.
– Прости, Антон, – Стрельцов не понял, за что Влад извиняется, поймет позже, когда придет в себя. Владу Лозинскому с его двадцатилетним боевым опытом было нетрудно пережать сонную артерию так, чтобы Антон заснул. Потом будет болеть голова. Зато начнет соображать. У Влада было знание – как человеку может быть смертельно плохо, не было опыта, как из этого плохо сделать хорошо. Знал, что нужно сделать, чтобы только не дать вот так замереть, застыть.
Влад нашел в баре коньяк, им же и подаренный, и не спеша, по глотку приговорил стаканчик. Чтобы опьянеть, Владу нужна была куда большая порция, но, видно, какое-то действие все же было. Почему-то неглупому и взрослому мужику Владу Лозинскому пришла в голову странная мысль – не может быть, чтобы все так и закончилось. Не было у Влада никаких причин так думать. Только налил он себе еще стаканчик и так же мерно его всосал, мысленно подняв тост: «Сдюжим!» Прислушался – чего-то не хватало, вышел на балкон – так и есть, кто-то там наверху все-таки решил не топить Петербург: дождь закончился, город, немного напуганный, зато непривычно вымытый, понемногу приходил в себя.
Антон проснулся уже утром. Раньше Лены. Успел принять аспирин, умыться, переодеться и приготовить кофе в гостиной. На троих. Лена вышла из спальни изображая – «все как всегда». Все портил платок, повязанный на горло. Должен был прикрыть ошейник, вместо этого только на него смотреть и хотелось. Антон словил себя на мысли, что оберег «ведьмина слеза», который Лена носила не снимая, вероятно, теперь занял место в шкатулке вместе с двумя парами сережек и подвеской с крохотным бриллиантом. Продавать смысла нет. Удивился как стремительно превращается в калькулятор. Он уже успел посчитать, за сколько можно продать компьютер и мебель. Выходило так мало, что можно даже не напрягаться. Помолчали, выпили кофе, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.
– Есть мысли? – Чтобы задать вопрос, Владу пришлось опять заставить себя не смотреть на Ленкин платок. Мыслями в их компании обычно делился Антон. Когда был в форме. С формой были проблемы, скорее всего, и мысли будут не ахти… Стрельцов будто продолжил разговор:
– Вариантов есть аж два. Первый – найти где-то десять миллионов долларов и купить у падших оберег.
– Почему именно десять? Ты больше суммы не знаешь? – Влад мысленно покатал сумму на языке. И ведь у кого-то такие деньги есть, и не последние…
– Столько стоил оберег для одного клиента. Помнишь Костю Печеного? – Влад передернул плечами, Костю он не любил, и было за что. Во времена до Балтийской республики Влад по долгу службы не любил таких, как Костя, а ко всему еще и взяток не брал, так что нелюбовь получалась взаимной.
– Которого подстрелили на Петроградке?
– Да. Рана была смертельной. Без артефакта он бы не выжил.
– Ты не говорил.
– Условия контракта.
– Подожди-ка… Что значит «выжил», он же в больнице тогда так и окочурился, не приходя в сознание?
– Это для всех он так и окочурился. Печеный уже приходил в себя и, если бы не жадность медсестры, был бы жив. Во-второй раз стрелять не решились, обошлись уколом.
