Ловчее озеро
Смелость – всегда объяснение и никогда – причина.
Обычно к ходке готовились в три этапа. Сначала Антон продумывал план и излагал на бумаге. Потом его сутки держал у себя Влад, вероятно считая, что хороший план должен настояться, потому как что- либо исправлял Влад редко. Потом план получала Лена, вполглаза просматривала, сверяя по своей, ей одной понятной методе, и, несмотря на скорость, непременно находила две-три проблемные точки. Наконец план завершал круг, возвращаясь к Антону – на окончательный анализ.
На этот раз без Лены. Да и плана как такового не было. Точнее, был, но только до момента встречи с падшим. Дальше – сплошная импровизация. То, в чем Антон никогда не был силен.
Влад сделал все, что мог. Упаковал сумку Стрельцова всем полезным, что только нашел в своих закромах. Фонарик американский неубиваемый, радиостанция японская всепогодная, спиртовка отечественная, простая как молоток, сухое горючее, аптечка спецназовская, фляга с ягодной настойкой какой-то особой бронебойной крепости.
Стрельцов впервые шел в Москву для себя. Если бы у ходоков был кодекс, первым пунктом там стояло бы простое правило: никогда не ходить в Москву для себя и родных.
Нарушившие оставались в бывшей столице. Всегда. Не возвратиться мог любой – эти не возвращались гарантированно. Антон старался об этом не думать. Старался не вспоминать слова Воронина. Падший знал и ждал. Стрельцов старался не вспоминать глаза Воронина. В них не было зла. Только голод.
Падшему нельзя назначить встречу. Каждая ходка – риск не встретить вовсе никого, стучаться не в закрытые – в несуществующие двери. Антону везло. Он всего пару раз возвращался из ходки с пустыми руками. На этот раз его точно ждут. Вопрос в том, чтобы вернуться.
Ни Владу, ни Антону не хотелось даже думать о том, что сделает Лена, если узнает, что Стрельцов все-таки собирается в Москву. Уходил тайком. Потому собирался в офисе – между сейфом и баром. Перебирал записи в наладоннике, оказалось их числом немерено, впору книгу издавать…
С первой ходки Антон старался записывать все. Когда повезло и что подвело. Пытался понять. Не смог. Нащупал только одно – нет мелочей, если что-то может навредить – это случится. Если бы Мэрфи побывал в Москве, его законы звучали бы так же, только финал в них был бы другой. Все заканчивалось бы до боли однообразно – смертью… Чаще мучительной.
А еще в Москве иногда получалось слышать. Если поймать ритм, настроиться на Москву, можно услышать тонкие тихие голоса и дальше – идти так, чтобы не мешать. Однажды – или это только ему показалось – Антон смог сделать шаг настолько в ритм, настолько точно в такт, что и сам стал одним из этих голосов. Очнулся у ворот Периметра, не помнящий ничего после этого шага. Вспотевший до насквозь мокрого белья.
Это был один из двух случаев, когда Антон вернулся с пустыми руками. Не хватило сил вернуться в город. Не испугался – потерялся. Собирал себя по частям дома, снова решился на ходку только через месяц.
Казалось, где-то здесь, среди сотен заметок, должна быть главная – чтобы сыграть с Москвой хотя бы на равных.
– Антон?
Влад зашел как-то слегка боком, не поднимая головы. Когда он выходил, Антон не заметил, закопался в заметках… Большой Влад старался казаться незаметным и одновременно что-то сказать. Довольно трудная задача.
– Влад, все нормально?
– Да нет. Не нормально, но уже ничего не попишешь. Возьми.
В руках Влада был кожаный чехол, скрывающий довольно большую коробку.
– Пообещай, что не будешь держать зла. Обещай!
– А обычно держу?
– Антон, я тебя очень прошу!
– Обещаю.
Огромные руки Влада бережно сняли чехол с коробки. Под кожей оказался короб из матового пластика. Бережно, почти ласково разобравшись с защелкой, Влад вытащил еще один чехол, на этот раз матерчатый. Антон уже приготовился к тому, что и в этом чехле окажется коробка, а в коробке еще один чехол, но процесс вынимания завершился. Перед Антоном лежал черный пистолет-уродец, с длинной мушкой, без спусковой скобы и предохранителя. Примерно так выглядели пистолеты, самостоятельно выструганные из досок в далеком и не самом богатом детстве Антона.
– Гласе Ган. Стеклянный, а точнее, керамический пистолет. Ни один детектор не поймает, разве что сам засветишь. Одна обойма снаряжена, одна запасная. У меня больше нет, и уже не достать. Прости, что только сейчас. Простишь?
– Сколько эта штуковина стоит?
– Дорого. Вот я и жался.
– А сейчас чего?
– Сейчас это уже не бизнес. Сейчас – другое.
