выделялись среди имперских князей, пока не поднялись за счет турок, да еще в последнюю войну – завоеванием бывших испанских владений. Вообразите, что сей внучатый племянник кардинала Мазарини остался бы во Франции или даже восприял духовную карьеру, кою прочили ему с детства. Вы знаете, что пятнадцатилетнего Евгения именовали в Версале не иначе как «наш маленький аббат»?
– Забавно. Полагаю, Вену от турок отбили бы все равно, а вот завоевать Венгрию было бы сложнее. Да и биться с французами на равных имперцы не смогли бы.
– Вот и я так думаю. Так что первенствующее значение кесаря на континенте Европы – в значительной мере заслуга принца. Ну, и отчасти – его кузена Людвига Баденского, «Турецкого Луи». Очень упорный и цепкий был генерал. Сильный противник, мне в двух кампаниях против него довелось участвовать. Вот истинные строители имперского могущества. Но люди не вечны, а ткань бытия упруга. Маркграфа Баденского уже нет, Евгению не видно замены. Без него пружина европейского равновесия может сыграть в обратную сторону, и династия окажется в непростом положении.
– Не спешите его списывать в отставку. Я понимаю, в вашем возрасте любой, кто старше пятидесяти, кажется стариком… Смею вас уверить: несмотря на хилое от природы сложение и двенадцать ранений за время военной карьеры, здоровью принца можно позавидовать. Ну и дай ему Бог! Нам ослабление империи сейчас невыгодно.
– Однако, пока немцы в силе, мы им не надобны. Что-то заинтересованности в союзе не вижу.
– Говорю же: не спешите. Делайте визиты, ходите в театр… Наслаждайтесь жизнью!
– М-м-м… Зачем?!
– Хм! Вы точно италианец?
– А кто же еще?
– Больше похожи на какого-нибудь замороженного англичанина. Сектанта, фанатика из пуритан. Эти тоже не понимают, для чего дарована человеку молодость. Поверьте мне, она быстротечна!
Я все же исполнил обязанность посещения придворной оперы и честно, до конца, терпел писк кастратов, терзавших немилосердно мои уши. Ну не дано мне наслаждаться музыкой, пение же оперное и вовсе почитаю возмездием человечеству со стороны сих несчастных за совершенное над ними надругательство. Мануфактуры и железные заводы, знакомство с коими было предпринято следом, пошли веселей. Выражаясь слогом Матвеева, замороженная моя душа постепенно оттаивала. Окружающая атмосфера благоприятствовала: и правда, после обмена комплиментами с кесарем подданные его стали удивительно любезны. Да и сам пообвыкся в обществе – уже не требовалось заранее обдумывать каждый шаг, дабы избежать оплошности. Разлитые в воздухе дружелюбие и тонкая лесть действовали, как майское тепло на цветок.
Главное же – немилосердная тяжесть навьюченных на себя обязанностей осталась в России. Подобным образом рудокоп, вылезший из-под завала, или ныряльщик, всплывающий с немыслимой глубины, новым взглядом озирают Божий мир, как будто он только вчера сотворен. Давным-давно погрузившись с головою в войну, я словно теперь из нее вынырнул. Целую неделю до Рождества можно было невозбранно отдыхать – еще бы вспомнить, что означает это слово!
Больше десяти лет мне постоянно не хватало времени, чтобы отстранить заботы и спокойно предаться размышлению. Разве иногда в дороге – не зря я любил путешествия. Лучшие мои замыслы рождались среди бесконечных русских пространств, в плывущей по снежным волнам кибитке. Но это были мысли ближнего прицела, касающиеся до исполнения прежде задуманного. Создать выдающееся по совершенству оружие, стать во главе оснащенных им войск, добиться чина достаточно высокого, чтобы иметь надежду влиять на государственные дела, – все сие осуществилось. А воплотить стародавнюю детскую мечту о решительном разгроме турок зависело главным образом не от меня. Обладатель ключей Востока находился в пути где-то между Миланом и Веной, перебираясь через зимние Альпы. Не стоило обольщаться касательно возможностей воздействовать на его мнение: они были крайне ограничены.
Прошло Рождество, прошли и Святки, а дело наше не двигалось. Пустопорожняя суета праздников и визитов успела изрядно мне надоесть, когда доверенный агент Матвеева, самозваный барон Фронвиль, бывший парижский мошенник и сын мошенника, принес важную новость.
– Да точно ли ты узнал?!
– Через несколько дней господин посол изволит сам убедиться: ибо, хотя упомянутая персона проследовала инкогнито и не заезжая в столицу, следующая за оной персоной многочисленная свита со дня на день имеет прибыть в Вену.
Проводив барона, Андрей Артамонович с озабоченным видом обернулся ко мне:
– Карл проехал из Турции на север.
– Какой Карл, шведский?!
– Ну не кесарь же! А генералы его скоро тут будут.
– Так, наверно, радоваться надо? Пять лет этого выезда добивались! Турки его силой спровадили или сам ушел?
– Ничего пока не известно. И хорошо ли сие для нас, тоже не скажу. Вся диспозиция меняется. Заранее приготовленные ходы придется отменить и действовать по-другому. За неимением сведений – наугад.
– Что ж, давайте гадать! Предположим, король покинул своих обрезанных друзей, отчаявшись в их помощи против русских. Тогда это говорит о султанской склонности к миру?
