руды или же от использования кокса при выплавке? Требовались новые изыскания. Доменные печи имелись на Олонецких заводах – но кокс можно было получить только издалека, и нескоро.
Зато в работе над огненной машиной я получил неожиданную помощь. Еще по осени в Петербург приехал лейпцигский профессор и горный советник Якоб Лейпольд, чтобы просить у царя денег на издание своего капитального труда «Theatrum machinarium». Будучи особенно любезно принят в Берг-и- мануфактур коллегии, Лейпольд не преминул поделиться сведениями о регламентах и привилегиях, принятых в Саксонии по части горного дела. У нас с ним нашлись общие знакомые: профессор поддерживал корреспонденцию с Гравезандом и Дезагюлье. К тому же он внимательно следил за всеми новшествами в механике и работал над собственной разновидностью парового насоса. Весьма забавная сцена последовала, когда я признался в том же самом грехе, описав модель, начатую постройкой в Англии и оставшуюся пока, за недосугом, в неоконченном виде. Ревнивый, как многие ученые люди, в вопросах приоритета, саксонец заподозрил, что кто-то похитил его идею и продал мне: настолько схожи были конструкции. Только очевидные свидетельства, что моя работа начата независимо, его успокоили.
– Сходство наших мыслей доказывает, Herr Professor, правильность избранного пути. Система, в которой пар высокой упругости движет поршень, постепенно расширяясь, а затем выпускается в воздух, представляется мне наиболее простой и логичной. Естественно, цилиндров должно быть два или больше, чтобы исключить моменты отрицательного усилия на валу машины.
– Совершенно верно, Exzellenz. Единственное, что сдерживает применение огненной машины этого вида, – трудность взаимной подгонки цилиндра и поршня. Но изобретенные мною инструменты решают проблему. К сожалению, в настоящее время я не располагаю средствами, чтобы воплотить сию инвенцию в металле…
– Зато я располагаю. Почему бы нам не объединить усилия? Скажу сразу: мне безразлично, кому суетная молва припишет славу. Вы ведь теолог по образованию?
– Да, но почему господина графа это интересует?
– Тогда, мне кажется, вы должны согласиться, что споры о первенстве в науке, увлекшие ныне величайших из ученых мужей, не исключая самого Ньютона, – полный вздор, ибо Тот единственный, чье мнение действительно важно, наперед ведает заслуги каждого смертного…
Уговоры не пропали даром: Лейпольд действительно знал множество остроумных приспособлений для устранения шероховатостей и неправильностей внутренней формы цилиндров. Правда, все они приводились в действие вручную. Не беда. Если бы сии инструменты потребовались для пушечного дела, я сумел бы приладить к ним привод от водяного колеса; при изготовлении же штучного образца огненной машины избыточная затрата труда большого значения не имела. Важнее было, чтоб мои мастера освоили новейшие способы обработки металла.
В свою очередь, гость был немало удивлен видом показанной ему модели, прежде всего – миниатюрностью оной. Вместо огнедышащего чудища размером с дом, как шахтные паровые насосы, его взору предстало устройство, способное поместиться на небольшой повозке, с круглым котлом внутри клепанной из железных листов топки. По мнению профессора, даже для опытов следовало бы построить аппарат побольше. С его критикой я отчасти согласился, поскольку и сам понимал, что трехдюймовые цилиндрики явно слабоваты. Поршни не могли производить полезное действие: сила пара с трудом преодолевала сопротивление тугой манжеты, застревающей на малейших неровностях. Удвоить диаметр, под размер ствола двадцатичетырехфунтовки, – в самый раз будет. Профессор предлагал делать сразу большую машину, годную для горного дела, но мне это было не нужно: затопленных шахт в пределах видимости не обреталось. А вот Вербиста с его тележкой хотелось превзойти. В довольно скором времени явились верные признаки будущего успеха.
Глава 14. Время жить вскачь
Каждый год имеет свою метку в памяти, свой геральдический знак. Если выбирать символ наступившему – им стали бы кони, мчащиеся галопом. После Сретения приходилось то и дело скакать между столицей и заводом, ибо мое присутствие требовалось в обоих местах. Благо восемьдесят верст по зимней дороге – дистанция пустячная. Как раз успеваешь выспаться. По весне надлежало пустить в работу вальцовочную мастерскую, с которой я связывал великую надежду: удвоить, а то и утроить стоимость каждого пуда металла, идущего за море. После этого дело могло бы расти уже на свой собственный счет и приносить немалую прибыль. Грядущие годы сияли блеском золота, ближайшие месяцы светились дырой в кармане. Деньги акционеров, считая и полковую складчину туляков, подходили к концу, занять же под будущие доходы нужную сумму не удавалось. Только в стране с неразвитым кредитом такое возможно. Намечался разрыв тысяч в двадцать, невеликий в масштабах дела, однако способный стать губительным для него.
Был у меня расчет на прибыль от торговли железом, но приехавший с Урала Акинфий Демидов смиренно объявил желание своего батюшки вместо дивидендов пустить доходы на строение судов для компании и на Вышневолоцкий канал. Надо ли говорить, что государь расцеловал Акинфия и полностью с этим предложением согласился? В прощальной улыбке высочайше расцелованного компаньона явно сквозило любопытство: «Посмотрим, как ты будешь выкручиваться!» Поскольку я оказался полезным, семейство готово было терпеть мое участие в продаже своего товара, но дальше пускать не собиралось.
Решающий момент приближался. Пришло время бросить в бой последние резервы. В Париж и Лондон полетели распоряжения продать мои акции и, буде возможно, ненужные патенты. Анри Тенар повиновался, как солдат под огнем: отчет об исполнении пришел неожиданно скоро. Только цифры в письме стояли несуразные, раз в десять больше того, что у меня было. Пока уточнял, не ошибка ли это, добралось до Санкт-Петербурга и послание от Джона Кроули, полное непрошеных советов касательно управления капиталом. Партнер сообщал, что за последние три месяца бумаги Компании Южных морей
