Пожилой мужчина снова выставил нижнюю челюсть и мрачно кивнул.
— Утащила, прямо со двора, в лес. Когда я его нашел, от него почти ничего не осталось. Она это сделала, она и ее приплод, а котята у нее уже почти выросли. Я начал их выслеживать. И я доберусь до нее, будет у меня на это разрешение или не будет! Они меня не остановят. Это лишь вопрос времени. Но будь осторожен, если пойдешь прогуляться в лес. Она теперь с подросшими котятами, я это знаю, учит их охотиться, так что будь поосторожнее на закате и на рассвете.
— Буду осторожен, — ответил Ройбен. — Однако здесь была не пума на самом деле.
— Откуда тебе это знать, сынок? — спросил Гэлтон.
Зачем ему спорить? Зачем вообще что-то говорить?
Пусть старик верит в то, во что хочет верить. Разве не так все поступают?
— Потому что, если бы это была пума, я бы почувствовал запах, — признался Ройбен. — И ее запах был бы на мне и на погибших.
Старик на мгновение задумался, не зная, верить Ройбену или нет. Покачал головой.
— Ну, моего-то пса точно она утащила, — наконец сказал он. — И я ее все равно прибью.
Ройбен кивнул.
Старик принялся подыматься по широкой дубовой лестнице.
— Слышал про ту бедную маленькую девчушку, что в Мэрин нашли? — спросил Гэлтон, повернув голову.
Ройбен тихо ответил, что слышал.
Сам же едва мог дышать. Но он должен был увидеть все, все, до последней мелочи.
Здесь было чисто, слишком чисто. По обе стороны от персидского ковра доски пола просто сверкали. Горели небольшие канделябры с лампочками в форме свечей, как в ту ночь.
— Наверное, отнесите вещи в последнюю по коридору спальню, — сказал он. Бывшая комната Феликса, в западной части дома.
— Ты не хочешь в главную спальню, в передней части дома? Там солнца намного больше. Отличная комната, с хорошим видом.
— Пока не знаю. Та мне точно подойдет пока что.
Старик быстро пошел вперед, включая лампы с такой быстротой, будто всю жизнь прожил в этом доме.
На кровати лежало свежее дешевое белье из полиэстера, в цветочек. Но, поискав, Ройбен нашел старые простыни и наволочки, вполне чистые. А в ванной нашел очень старые, но совершенно чистые полотенца.
— Моя жена сделала все, что смогла, — сказал Гэлтон. — Юристы сказали, что хотят, чтобы все выглядело прилично, как только полиция прекратит работу на месте преступления.
— Усек, — ответил Ройбен.
Гэлтон был человеком добрым и благожелательным, но Ройбену хотелось побыстрее покончить с этим.
Они прошли через несколько комнат, разговаривая насчет того, какой простейший ремонт можно провести в первую очередь. Дверные ручки, окно, не открывающееся из-за краски, отставшая плитка в ванной.
Главная спальня действительно оказалась впечатляющей, со стенами, оклеенными настоящими обоями фабрики Уильяма Морриса, с цветочным рисунком, и самой лучшей из спален в передней части дома, поскольку из окон открывался вид на море.
Она располагалась в юго-западном углу дома, ее окна выходили на две стены, а в просторной ванной комнате был душ с отдельным окном. Специально для Ройбена Гэлтон заранее развел огонь в большом каменном очаге, над которым высилась облицовка дымохода, покрытая витым орнаментом.
— В прежние дни в левом углу была железная лестница, — сказал Гэлтон. — Она вела на чердак. Но Феликсу это не понравилось. Он хотел быть здесь наедине, поэтому уговорил племянника и его жену убрать лестницу.
Гэлтону явно нравилась роль гида в этом доме.
— Вся мебель настоящая, старая, сам понимаешь.
Он показал на огромную кровать из ореха.
— В стиле эпохи Возрождения, с этими разомкнутыми дугами. Видишь эти флероны в виде ваз? И изголовье под три метра шириной, из массива ореха. А вот панели из капа.
Он показал на комоде мраморной столешницей.
— Вот тоже стиль разомкнутых дуг, — добавил он, показывая на высокое зеркало. — И умывальник, самый настоящий. Эту мебель делали «Берки энд Гэй», в Гранд Рапидз. И стол тоже. Не знаю только, откуда это большое кожаное кресло. Отцу Мерчент оно очень нравилось. Он здесь каждое утро завтракал, газеты читал. Приходилось кого-нибудь за ними посылать, ведь сюда их не носили. Настоящая история Америки. Дом будто просто предназначен для такой мебели. Феликс привез и другую, европейскую, ту, что в библиотеке и гостиной. Настоящий «человек эпохи Возрождения», вот кто он был, этот Феликс.
